Обернувшись, Лорна обнаружила Беннетта, сидящего в шезлонге. Погрузившись в раздумья, она даже не заметила его в темноте. Он поднес спичку к трубке и принялся ее раскуривать. Табак багрово зардел. Встав, Беннетт присоединился к Лорне.

– Как его дела?

– Не знаю, – вздохнула Лорна. – Жар спал. Спазмы анестетик снял, но я не знаю, цела ли кора. Конвульсии продолжались очень долго.

Беннетт выдохнул струйку дыма.

– Вы сделали все, что могли.

Воцарилось долгое молчание. Наконец Лорна нарушила его, чувствуя потребность сменить тему.

– А как младенец?

– Спит. Удалось выкрутиться. У жены капитана малышу четыре месяца. Повезло. – Беннетт повернулся к ней. – Кстати, новорожденный Евы – девочка.

– А остальные дети?

– Все спят там вместе с ней. По-моему, признали в ней одну из своих и хотят пригласить в свой круг. А может, просто детское любопытство. Трудно сказать.

Молчание снова затянулось, но Беннетта переполняли вопросы.

– Как по-вашему, почему Ева отдала ее? – полюбопытствовал он.

Лорна уже и сама ломала голову над этим вопросом. И хотя наверняка тут не скажешь, догадка у нее сложилась довольно однозначная.

– Думаю, по той же причине, почему отпустили нас… а точнее, отпустили детей.

– Что вы имеете в виду?

– Дитя непорочно. Его нейронная сеть еще в зачаточном состоянии. По-моему, там, на вилле, старшие распознали, что дети столь же чисты. В ту минуту противостояния встретились два коллективных разума. Один – чистый и невинный, а второй – доведенный пытками до психопатии. Полагаю, старший коллективный разум понял, что юное племя для него утрачено, что оно сулит ему только отраву и боль.

Лорна вспомнила выражение муки и горя на лице Адама, когда один из малышей протянул ему руку.

– Так что они сделали единственное, что могли, – заключила она. – В качестве последнего дара и жертвы отпустили младших.

– А дальше? Как по-вашему, они знали, что обречены?

Перед мысленным взором Лорны встало прощальное выражение лица Евы, полное умиротворения и смирения с участью.