Они наконец добрались до цели – обезьянника, пострадавшего при бомбардировках, но теперь подремонтированного. Он пользуется популярностью. После войны нескольких сбежавших обезьян отловили и вернули в новые клетки. Для иракцев такая преемственность играет огромную роль, служа для осажденного города символом возрождения и стабильности.

Так что рождение детеныша в прошлом году было важным вдвойне.

Старая шимпанзе – из найденных на улицах города – родила безволосое дитя, ставшее сенсацией и провозглашенное добрым предзнаменованием.

Макин не мог взять этого в толк.

Даже год спустя голый шимпанзе продолжает привлекать огромные толпы.

Бари поспешил к отдельному входу в сторонке, ведущему к небольшой площадке молодняка.

– Сюда, Макин! Прямо не верится, что ты его не видел!

Чтобы потрафить брату, Макин вошел в небольшую загородку. Мимо клетки за стеклом тянулся короткий проход, в этот ранний час оказавшийся в полном их распоряжении.

Скрестив руки, Макин посмотрел в вольер. Посреди песчаного пола возвышалось искусственное дерево с ветками, увешанными веревочными лестницами, качелями из покрышек и канатами.

Поначалу он даже не заметил звезду зоопарка.

А потом на песок спрыгнуло что-то черное, как нефть. Спиной к стеклу оно напоминало крохотного старичка с голой задницей – кожа вся в морщинах, будто платье на вырост.

Но вместо умиления в душе Макина всколыхнулась волна омерзения.

Держа перед собой длинную палку, тварь лупила ею по песку.

– Ты погляди, как близко! – ликовал Бари. – Я ни разу не видел его так близко к окну.

Бросившись вперед, младшенький прижал ладонь к стеклу, пытаясь вступить в контакт с шимпанзе.

– Убирайся оттуда! – рявкнул Макин громче, чем намеревался, не сдержав страха.

– Не будь шакхифом, Макин, – обернувшись, закатил глаза Бари.

Игнорируя обоих, тварь продолжала ковырять песок палкой.

– Пошли-ка обратно в парк, – проговорил Макин более сдержанным тоном, – пока мама не скормила твой праздничный обед птицам.