Последовала небольшая пауза.
— Боюсь, у вас нет нужных приспособлений. — Сочувственно заметил Инквизитор.
— Ничего страшного, я придумаю, как их заменить. — Усмехнулся Лестер, подходя ближе. — Хоть я и не такой профессионал, как ты, мне найдётся чем ответить. И если моему товарищу ещё есть, ради чего бороться, то этой шлюхе — нет. Как ты думаешь, кто сойдёт с ума раньше?..
— Лауль, пожалуйста, не надо! — Взмолилась я, едва посредник собственноручно извлёк из моего рта грязную тряпку.
— Помолчи. — Строго взглянул на меня Лестер. — Это не тебе решать.
Я попыталась сжаться, но это не помогло. Мне была отведена роль безвольной жертвы…
— Вы можете сдаться, и тогда я всё прекращу. — Предложил Лауль. — Более того, отдам вас в руки правосудия, а не заберу в свои.
Это было серьёзным обещанием.
— Ну уж нет! — Слегка истерично рассмеялся Лестер. — Этого ты не дождёшься. В твоих интересах спасти эту тварь, а не в наших. Мне, конечно, будет жаль Патрика и остальных, но своя шкура дороже.
Похоже, спасение откладывалось.
— Я всё равно вас достану. — Мрачно пообещал Инквизитор. — Мой корабль у тебя на хвосте, совсем близко. Вам не удастся уйти.
— Допустим. Но и ты не получишь желаемого. Вот если ты вернёшь мне моих людей, у меня их осталось слишком мало, чтобы ими разбрасываться, и отпустишь нас на все четыре стороны, тогда я обещаю даровать Гармине лёгкую, быструю и безболезненную смерть.
В свете описанных вариантов последнее предложение посредника пришлось мне по душе больше других.
— Нет. — Твёрдо отказался Лауль. — Сорняки надо выдирать с корнем!
— Как скажешь. — С деланным безразличием пожал плечами Лестер. — Это твоё право.
Сердце ушло в пятки.
— Вы увидите всё от начала до конца, связь прервать не удастся. — Напомнил Инквизитор. — И запомните — это ваше будущее.
— Я уже понял, но менять решение не собираюсь.
— Посмотрим. — Многообещающе протянул Лауль, отойдя к стене так, что в поле нашего зрения остался лишь обнажённый Патрик, да пустой столик рядом. Пока пустой…
Браконьер задёргался, безуспешно пытаясь высвободиться, и что-то прокричал, но разобрать, что именно, было решительно невозможно.