Диана шла на восток – или, по крайней мере, надеялась на это. Чем дальше она углублялась в болото, тем плотнее сгущался сумрак. Она уже не сомневалась, что ее преследует какое-то существо, а может, и не одно. Над головой она слышала шорох лап. Слева от нее что-то мерцало – возможно, чьи-то блестящие черные глаза, которые следили за ней из-за кружевных гирлянд серого мха, свисающих с ветвей.

«Здесь нечего бояться», – сказала она себе и почти услышала тихий, булькающий смех болота.

Вздрагивая, она протиснулась через завесу лиан, увитых молочно-белой паутиной, и остановилась. В ее воображении храм Оракула походил на увенчанные куполами постройки из учебников истории, но сейчас она стояла перед стеной из плотно переплетенных ветвей, высокой и широкой, как настоящая крепостная стена. Была ли она кем-то построена или просто выросла посреди болота, сказать было трудно. В центре стены зиял провал – проход, уходивший в темноту более непроглядную, чем самое беззвездное небо. Изнутри доносился низкий нестройный гул, голодное жужжание роя у разворошенного осиного гнезда.

Диана собралась с духом, поправила сумку и двинулась ко входу, прыгая через мутное серое зеркало воды по влажным черным камням и то и дело поскальзываясь на их блестящих спинках.

Воздух вокруг входа – плотный, сырой, отвратительно-теплый и мокрый, как вываленный язык животного, – тяжело обволакивал кожу. Она зажгла фонарь, прикрепленный к сумке, вздохнула и шагнула внутрь.

В ту же секунду фонарь погас. Диана услышала за спиной шепот, развернулась и увидела, как корни переплетаются между собой, закрывая выход из тоннеля. Она бросилась назад, но было слишком поздно. Она осталась одна в темноте.

Сердце в груди прыгало, как сумасшедшее. За вибрирующим гулом она слышала вокруг себя шорох корней и лоз; ей вдруг показалось, что они сейчас просто сомкнутся и она останется в этих древесных стенах навсегда.

Она вытянула перед собой руки и заставила себя идти дальше. Ее мать не испугалась бы пары веток. А Тек, пожалуй, и вовсе испепелила бы их взглядом.

Гул нарастал, все больше напоминая человеческие вздохи и причитания, которые то становились громче, то стихали, подобно плачу ребенка. «Мне не страшно. Я амазонка, мне нечего бояться на этом острове». Но это место выглядело старше острова. Оно выглядело старше всего мира.

Через какое-то время она заметила, что тоннель понемногу забирает вверх, и начала различать смутные очертания своих рук и переплетения корней по бокам. Откуда-то спереди пробивался свет.