Брюс испытал знакомый приступ ностальгии. Его отец как-то сказал, что во всем Готэме едва ли найдется более подходящее место для летучих мышей, чем их усадьба. Уэйн до сих пор помнил, как сидел в детстве на крылечке возле дома, позабыв об игрушках, и с раскрытым ртом наблюдал за тем, как на закате тысячи зверьков огромным роем взмывали в небо. Отец говорил, что каждая мышь обладает индивидуальным сознанием, и все же вся стая умудрялась перемещаться удивительно синхронно.

При этом воспоминании Брюс покрепче сжал руль. Его отец должен был сейчас быть здесь, сидеть рядом с ним на пассажирском сиденье и вместе с сыном наблюдать за летучими мышами. Но это, естественно, было невозможно.

Чем ближе юноша приближался к центру, тем мрачнее становились улицы. В конце концов небоскребы полностью скрыли заходящее солнце, погрузив город в тень. Брюс миновал башню Уэйна и финансовое здание «Секо», по соседству с которым на бульварах кучковалось несколько палаток. Какой разительный контраст — столь явное проявление бедности в такой близости от роскошного маяка финансового мира. А неподалеку, под наполовину отремонтированным Готэмским мостом, хаотично ютилось несколько ветхих, бедных домов.

Во времена детства Брюса город выглядел иначе. Брюс запомнил Готэм как внушительные джунгли из стали и бетона. Здесь ездили дорогие машины и козыряли швейцары в черных пальто, царили ароматы свежей кожи, мужской туалетной воды и женских духов. Здесь сверкали лобби изысканных отелей, а городскую гавань освещали палубы ставшей на якорь прогулочной яхты.

Когда рядом были родители, маленький Брюс видел только хорошее. Он не замечал граффити на стенах, мусор в канализации, брошенные тележки, забившихся в темные углы людей и монетки, звенящие в бумажных стаканчиках. Он был беззаботным ребенком, он получал только ту часть Готэма, которую можно было купить за нужную цену, и даже не догадывался, что город способен сделать с теми, кто не может заплатить.

Все изменилось в ту роковую ночь.

Брюс знал, что мысли о родителях будут мучить его в день открытия целевых фондов. Но как бы он ни готовился, воспоминания продолжали оставлять глубокие раны на душе.

Брюс свернул на дорогу, ведущую к Беллингем-Холлу. От тротуара вверх по ступенькам вела красная ковровая дорожка, которую со всех сторон обступили репортеры. Их камеры уже нацелились на подъезжающую машину.

— Мастер Уэйн.

Брюс понял, что все это время Альфред продолжал говорить с ним о безопасности.

— Я слушаю, Альфред.

— Сомнительное утверждение. Вы слышали, как я просил вас назначить на завтра встречу с Люциусом Фоксом? Вам предстоит работать с ним все лето, уже пора хотя бы начать прорабатывать детальный план.