Силантьев смотрел на листок. Все ждали.
— До ста человек жертв? — спросил он женщину. — Да ты с ума сошла! Они же перепугаются. Это в Москву надо сразу рапортовать.
— Мы писали приблизительно, — сказала женщина.
— Они тоже не лыком шиты. Если доложу, что сто смертельных случаев, они полезут смотреть. Сделаем так: жертвы есть, подсчитываются… Ладно, сделаю. Иванов!
Иванов — расплывшийся человек в потертом костюме, с золотым перстнем на безымянном пальце — отделился от стены.
— Рви в резиденцию. Чтобы обед был готов через два часа. Возьмешь «рафик» и трех милиционеров. Проверь, чтобы вокруг было спокойно. А вы работайте, товарищи, — обратился он к солдатам. — Чтобы через час, когда мы вернемся, все сверкало и работало — пусть товарищи из области видят, как у нас все поставлено.
— А если они меня спросят, сколько жертв? — спросила женщина.
— Санитарный врач доложит. Доложишь?
Шубин видел его раньше, тот был в кабинете Силантьева, когда он случайно подслушал их разговор.
— Я предпочту воздержаться от оценки, — сказал врач.
— Надеюсь, все запомнили эти мудрые слова?
По толпе, окружавшей Силантьева, прошел согласный гул.
— А ты, Шубин? — Шубин так и не понял, когда Силантьев разглядел и узнал его. Но разглядел раньше, не сейчас, потому что, произнеся последние слова он смотрел уже на дверь.
Шубину надо было молчать. Не только из-за опасения за себя — из интересов дела. От того, скажет или он сейчас что нибудь или не, ничего в поведении Силантьева не изменится. А Шубин сможет тихо выбраться из города. Хотя, может быть, он недооценивал Силантьева, и тот уже решил не выпускать его из города.
Шубин сказал:
— Все первые этажи — мертвые.
— Что? Я не понял.
— Сейчас люди начнут открывать первые этажи, а там все мертвые.
— Шубин, не пугай людей, — сказал мирно Силантьев. Он взял Шубина по руку и повлек к двери. — Ты же не знаешь, а я знаю — эта дрянь через стекла не проникает. А ночь морозная, форточки были закрыты. Да и среди наших товарищей есть немало таких, кто живет на первых этажах. Есть такие, товарищи?
В зале была полная тишина, будто боялись пропустить каждое слово, сказанное Силантьевым.