— Где тебя черти носили, кошак облезлый? — напустилась девушка, громыхая похлеще непогоды, бушующей за окном. — И закрой уже окно, дурень! Сырость разводишь!

Май громко и показательно фыркнул, захлопнув створку окна, задумчиво разглядывая натекшую с его одежды лужу на полу. Лужа была исключительно большой и грязной.

— И ничего я не облезлый, — буркнул манул тихо, отходя от окна.

Спорить с Солохой не хотелось совершенно. И кажется, прогулки под дождем не пошли ему на пользу: горло саднило, а голова буквально раскалывалась от боли.

— Он еще и огрызается! Чернобог тебя подери, ты хоть подумал обо мне, а? — Солоха мгновенно заступил оборотню дорогу, выпятив грудь. В тот момент Май испытал острое чувство дежавю. Эту воинственную стойку он уже видел однажды. У матери Солохи — несравненной Параски.

— О тебе только и думал, — рыкнул он рассерженно, пытаясь сдержать рвущийся наружу кашель. — Отойди, мне переодеться надо…

Удивительно, но Солоха отступила, улыбнувшись как-то многозначительно.

Заподозрив подвох, оборотень прошествовал к сложенным вещам, скидывая на ходу рубаху. Закопавшись в солохины мешки, он побледнел, обернувшись к терпеливо наблюдавшей за ним девушке.

— Не понял, а где мои вещи? — спросил Май тихо.

— Какие вещи? — переспросила вежливо Солоха.

— Мои вещи… Где они?

— Не понимаю, о чем ты, — совершенно спокойно ответила селянка, подходя ближе. — Сам ведь мне всю дорогу говорил, какой ты молодец, и что лишний запас вещей тебе только помешает! Радуйся теперь!

Манул замер, так и не разразившись бранью. Что-то такое он начал смутно припоминать, мысленно застонав. Кажется, тогда, на очередной ярмарке он долго и нудно расписывал Солохе, что не желает носиться с лишним тряпьем, предпочитая ограничиться только самым необходимым. Увы, лишний комплект штанов в самое необходимо явно не входил по его тогдашним соображениям.

— Ну, хорошо… — с этими словами оборотень мысленно помахав рукой своей гордости, подхватил солохину спальную сорочку и рывком натянул ее на себя. Спать в мокром он не собирался точно.

— Май, ты чего, а? А ну снимай! — Солоха аж подпрыгнула от возмущения, вихрем закрутившись перед Маем. — Снимай живо, ясно! Это моя любимая сорочка! Давай лучше я сама тебе поищу то, что не жалко…

Манул только мысленно застонал, бросив мимолетный взгляд на ворох солохиных сорочек. Отличались они друг от друга только узором на рукавах. В остальном же они были идентичны друг другу, а потому оборотень положительно не понимал всей величины солохиной трагедии.

От яростного напора своей спутницы Май слегка растерялся, оглушительно чихнув.