- И никого лучше деревенской проститутки не нашлось?

За дочь Евдокия обиделась, револьвер там, али что…

- Что б ты понимал…

- А ты объясни? – шепнула темнота. – Так, чтоб мне понятно было.

- Кто ж из баб так лесничиху-то обидит? А Ксюха, считай, отрезанный ломоть, соли, не соли, горьше не будет. Уже наплакалась… на то и Марфа не обидится. Она хоть баба крепкая, а не дура…

Яна поняла. Кивнула, забыв, что ее в темноте не видят. Деревня же!

Все связаны, где родством, где выгодой, где еще какими отношениями. И помочь Савватею с его внуком невесть от какой бабы – значит, сильно оскорбить его жену. И детей, естественно…

Кому ж охота нарываться? Кому надо свою семью подставлять? Ведь обидится лесничиха наверняка, а деревенская обида, равно как и деревенская память – крепкие. Спустя пятьдесят лет тебе пакость припомнят! Внукам твоим потычут!

Правнукам достанется нахлебаться!

А вот деревенская потаскуха семью не подставит – куда ж еще? И так ясно, что мать от нее горючими слезами плачет…

- Куда поедут – не сказали?

- Не знаю я. Савва говорил, Синедольск. А там уж…

- Адрес не называл?

- Нет. Может, и жена его не знает, не стал бы он такое говорить…

- А кому мог бы сказать?

- Не знаю я… Творец ведает, не знаю!

- Внук при нем был?

- Да…

- Видела ты его?

- Да.