— Ну и чутье у этих журналистов, позавидуешь, — усмехается Рат.

— Ты мне позарез нужен, — сказал я.

— Быть нужным — мое хобби, старик. Выкладывай.

— Садись с нами, расскажу по дороге.

Рат сразу понял, для чего мне понадобился Леня, и, едва я кончил, сказал ему:

— Тут действительно нужен ты, точнее, Н. Леонидов. Не можем же мы кричать на каждом перекрестке о полной непричастности Алеши.

— Да и не только в этом дело. (Леня по-менторски посматривал на нас сквозь толстые стекла очков.) Тут судьбы разные. Так сказать, дороги, которые мы выбираем.

Если его не остановить, это будет надолго, а мне нужен конкретный ответ.

— И разные судьбы, и дороги — все уже было. Ты-то что дашь?

Леня задумался, по обыкновению, ненадолго:

— Выдам очерк. Брат — однофамилец.

При виде одинокой фигурки на огромном, пустынном пляже у меня щемит под ложечкой. Ведь он бы его убил. Не остановился бы и сегодня.

Руки, вытянутые вдоль бедер, сжаты в кулаки. Мы подъехали так быстро, что Измук не успел изменить своей воинственной позы. Только отчаянная решимость в липе буквально на наших глазах сменяется напряженным удивлением.

— Садись, мушкетер, Нури не приедет, — говорит Рат. — Ну вот, опять кипит. Перестань, а то шапка начнет подпрыгивать.

Рат обнимает его за плечи, ведет к машине. Оказывается, у Измука не было окончательной уверенности, просто сильно его подозревал.

— Если б он на меня бросился, значит…

— Эх, Измук, Измук… Разве так можно: “Если б бросился”? Он и бросился бы, а что это для тебя означало бы, для… безоружного?

Мысленно я добавил еще: “Такого щупленького, с маленькими смешными кулачками”.

— Я самбо знаю. Среди ночи разбудите, любой прием сработаю. — И, понизив голос: — А в тот вечер я… когда Кямиль сразу упал… Я — Растерялся я… Сам не знаю, как получилось… Потом я…

— Ну, раз и самбо знаешь, — перебил Рат, — поступай в милицейскую школу, сыщик из тебя наверняка получится.