Но, конечно, не только дети хотели бы наглядно представить себе будущее. И более взрослые читатели не прочь побывать в том мире, строительством которого мы сейчас заняты. Фантастический прием, использованный уральским писателем Петром Ворониным в начале романа “Прыжок в послезавтра”, очень сходен с завязкой первой повести В.Мелентьева… У П.Воронина тоже замерзает человек, но уже не “понарошку”, а по-настоящему, застигнутый полярной метелью. И Валентина Селянина размораживают люди будущего, хотя значительно позже, чем через пятьдесят лет.

Обычно в таких ситуациях “размороженный” становится экскурсантом, которого водят по музею будущего и наперебой показывают различные диковины. П.Воронин не останавливается на этом, он хочет прежде всего донести до нас душевное смятение человека, которому нежданно-негаданно подарена вторая жизнь, и трудности его “вживания” в новый мир. Как он ни хорош, этот мир, как ни доброжелательны люди, воскресившие Валентина, как ни интересно то, что происходит вокруг, герой долгое время чувствует себя одиноким, потерянным, тоскующим о тех, кого он оставил в первой жизни и кого уже давно нет. Конечно, воскрешение человека, пролежавшего века в ледяной могиле, — это беспримерный научный подвиг, но, может быть, не менее трудно “разморозить” и его душу. Жаль немного, что чисто фантастические ходы у П.Воронина получились слишком уж традиционными — опять прирученные дельфины, опять космические пришельцы. Если бы и здесь ему удалось проявить больше оригинальности, то книга стала бы еще лучше, ведь писателю во многом удалось создать живые образы, изобразить живые и непростые отношения между людьми. Влюбленность, неразделенное чувство, дружба, забота о ближнем и дальнем — как все это будет тогда, вот что волнует писателя. В послесловии к книге Г.Падерин совершенно справедливо пишет: “Сейчас стало модным — выспрашивать у футурологов, какими они представляют себе, скажем, XXI век, что, по их мнению, произойдет в физике, химии, биологии, в промышленном производстве. А что произойдет во взаимоотношениях людей? Почему об этом никто не спросит у футурологов? Какой будет, к примеру, любовь там, в далеком будущем, в пору материального изобилия, в окружении чудес, созданных могучей наукой и могучей техникой завтрашнего, а тем более послезавтрашнего дня?”

Постепенно Валентин возвращается к жизни, начинает чувствовать себя нужным в кругу пробудивших его людей. Сначала его привлекли в те дни, когда Земля была охвачена тревогой, — к планете приближалось загадочное шарообразное тело с неизвестными и, возможно, враждебными намерениями. Валентин оказался единственным человеком, у которого сохранились не умозрительные представления о том, что такое разум, направленный на уничтожение себе подобных, ведь он был участником Великой Отечественной войны. Правда, писатель не стал доводить дело до схватки двух цивилизаций, это вообще не в традициях советских литераторов, исповедующих мысль, что разум, достигший космических высот, не может опуститься до такой дикости, как война.