Протестовали ли сами эта? В двенадцатом году правления Тайсе, то есть в 1922–м, в поселках Кавой и Миякэ произошел настоящий бой между шестьюстами эта, вооруженных палками, мечами, бамбуковыми пиками, и тремястами членами шовинистических организаций. К ним присоединилась и «военная косточка» — более тысячи военных в отставке. Конечно же, несчастные были жестоко наказаны за свое «непослушание», и жизнь их стала еще беспросветнее.
Токуда поднялся со стула, подошел к шкафу, раздвинул стекла и достал тонкую пожелтевшую брошюрку.
— Вот что эта писали о себе в прокламациях, я прочту вам: «Мы сдираем шкуры с убитых животных, а с нас. живых, сдирают кожу. Мы вынимаем сердце из мертвых животных, а из нашей груди вырывают теплое, живое сердце. А ведь мы тоже люди, в наших жилах течет красная человеческая кровь…» — Капитан захлопнул книгу и поставил за стекло. — Насколько мне известно из радиопередач, сейчас эти обездоленные основали в Осаке свою организацию — «Союз борьбы за освобождение». Эта не смирились со своей участью, они борются. Мне кажется, в конце концов их усилия не пропадут даром — справедливость должна восторжествовать. Всем сердцем я на их стороне и желаю успехов в их праведном деле.
Капитан помолчал, словно собираясь с мыслями, и неожиданно, горько усмехнувшись, добавил:
— Представьте себе, молодой человек, некоторые современные исследователи–статистики, как наши, так и американские, приводят различные данные, якобы подтверждающие неполноценность эта, негров и прочих цветных. Основной–де процент преступников и других социально опасных элементов составляют именно они, эти отверженные люди. Какая гнусная подлость! Какая вопиющая и беззастенчивая ложь! Все тут поставлено с ног на голову, извращено и фальсифицировано. Кто довел их до этого? Кто толкнул на столь ужасный путь, отрезав все дороги к иной жизни? Кто виноват в их трагедии? Я глубоко убежден: они обычные нормальные люди, но дискриминация, издевательства и глумления, лишение работы, всяческие ограничения и притеснения оставляют единственную стезю: чтобы не умереть с голоду, они идут на преступления. Я уверен: если бы им создали терпимые условия существования, многие бы прославили человечество добрыми и выдающимися деяниями. Вся болтовня об их неполноценности или, как выражался Гитлер, «недочеловечности» — людоедский бред.
Вот в такой семье и появился Ясуда. Постоянные унижения и обиды озлобили ребенка, а впоследствии и юношу. Увязав фурусики — узелок с немудреными пожитками, — он сбежал из дому и сделался, подобно тысячам, маленьким жестоким волчонком. До армии бродяжничал, скитался по городам и весям. Затем недолго шалопайничал в порту, сменил несколько самых низкоквалифицированных профессий и в конце концов, совершенно не задумываясь о последствиях и не заглядывая в будущее, пришел к выводу: надо заниматься тем, что требует мало сил и энергии и хорошо оплачивается. Но Ясуда был слаб и телом, и духом, а там, в том окружении, куда он попал, царил только один закон — крепкий кулак, жестокость и отчаянная, безысходная дерзость.