– Ах ты, ведьмин выродок! – зарычал Бенедикт, замахиваясь потухшим факелом, как дубиной.

– Оставь мою мать в покое! – угрожающе сжал кулаки Леонард, сгорбившись и напружинившись, будто готовящаяся к прыжку пума. Глаза его горели такой яростью, что, будь братья вооружены – разразилась бы схватка не на жизнь, а на смерть.

– Да я ненавижу эту шлюху! – процедил Бенедикт. – И тебя, ублюдок, ненавижу, ты слышишь?

– А я знаю, братец, – оскалился Леонард. – Пока отец был жив, ты не осмеливался об этом говорить. Но я вобью эти поганые слова тебе обратно в глотку!

– Не громко ли сказано, молокосос? – расхохотался тот. Размахивая факелом, оттеснил юношу в угол, к самому барельефу. В неровном свете последней уцелевшей лампы и разлитого на полу масла его перекошенное злобой лицо стало похожим на морду упыря – бледную, с глубокими тенями под глазами и черным провалом вместо рта.

Он несколько раз наотмашь ударил факелом. Леонард, забившись в угол, кое-как закрывался скрещенными руками. Попытался перехватить руку с факелом, но Бенедикт отшвырнул его, так что юноше оставалось только рычать от боли и бессильной злобы. В честной схватке на мечах у него еще был бы шанс, но не сейчас. Бенедикт старше, выше, сильнее…

– Дай сюда бумаги!

Леонард вцепился в книгу обеими руками, и прежде чем Бенедикту удалось вырвать ее, ему пришлось еще изрядно поработать дубинкой. Повалив младшего на пол, он вцепился ему в ворот. Нашарил толстую серебряную цепь с медальоном – ее Леонарду подарил отец незадолго перед поездкой в Дрезенборг.

Бенедикт рванул за медальон, приподнимая Леонарда над полом. Тот, захрипев, ухватился свободной рукой за натянувшуюся цепь. Звенья до боли впились в кожу. Бенедикт, перекрутив цепь, захлестнул ею горло младшего, похоже, всерьез намереваясь придушить сводного брата.

Может, это ему и удалось бы, но цепь не выдержала и лопнула, брызнув на пол щепоткой разорванных звеньев. Вырвав книгу из рук Леонарда, Бенедикт пнул его напоследок и, шатаясь, подошел к столу.

Уложив фолиант на столешницу рядом с лампой, раскрыл его на середине, пробежался взглядом по строкам.

– Какое-то мракобесие…

Издалека донеслись звуки неторопливых шагов. Судя по тяжелой поступи, шли несколько взрослых мужчин, закованных в доспехи.

– Жечь, жечь все! – затравленно оглядываясь на дверь, пробормотал Бенедикт, вырывая несколько страниц из книги и бросая их в горящую на полу масляную лужу. Смахнул туда же со стола уцелевшие бумаги, начал сгребать сапогом те листки, что Леонарду удалось вырвать из огня.

– Не надо! – вскричал Леонард, с трудом поднимаясь на ноги. Отчаянным усилием отпихнув Бенедикта, схватил со стола книгу, снова прижал к груди.