— Нет! С харчевыми полный порядок. Старики умерли — хатёнку продал, живность кое-какая была. В общем собрал прилично, мог бы ещё с годик дрейфовать, но руки по работе зачесались.

— Ну что ж. Хочешь войти в общество — ставь смазку, — оживился толстяк и указал рукой на вывеску закусочной.

— Это можно. Я и сам не прочь пропустить адмиральскую. — Он подхватил свой баульчик и сделал широкий жест рукой: — Пошли, братва.

Часа через три, когда солнце опустилось на холмы за бухтой, компания вышла из чайной заметно навеселе. Толстяк еле выговаривал слова:

— Н-ночевать е-есть где?

— Сегодня есть. Снял угол у одной старушки.

— Н-ну р-раз так, то п-порядок, а то можно и ко мне.

— Нет, он пойдёт ко мне, — перебил толстяка угристый. — Зачем платить деньги, если у меня свободная комната, тем более, что через несколько дней я уйду в рейс.

Незнакомец задумался.

— А я вас не стесню?

— Нет, мы вдвоём с женой. Мешать не будешь.

— Тогда я лучше завтра переберусь.

Приятели разошлись, условившись встретиться завтра в этой же закусочной. Все пошли по домам, а незнакомец — в баню. Когда он после банных процедур выходил из номера, старушка-контролёр промолвила про себя:

— Вроде, заходил пожилым моряком, а вышел на десять лет моложе. — Она посмотрела вслед уходящему мужчине в облегающем фигуру дорогом бостоновом костюме и покачала головой. — Просто диву даёшься, как меняет человека одежда.

На второй день после работы худощавый моряк и толстяк, поджидая своего товарища перед выходом из дока, вспомнили вчерашнюю встречу.

— Кажется, неплохой парень, свойский, — заметил худощавый.

— Рубаха-парень, — согласился толстяк. — Видал, сколько вчера заплатил? От всей души, без всяких колебаний.

— Где ж это Ефим Середа? — нетерпеливо сказал худощавый, оглядываясь. — Что-то долго его нет…

— Пойдём по домам. Он может задержаться надолго. К рейсу готовится, сам знаешь.

Они уже собрались выходить, но, услышав голос Середы, остановились. Ефим подошёл, обтирая на ходу паклей руки.