Батискаф подскакивал и перекатывался в бурных волнах, дрейфуя к югу со скоростью около трех узлов в час. Наконец забрезжил арктический рассвет, густой серый туман над водой посветлел. Делать было совершенно нечего, поэтому мужчины попытались вздремнуть. Однако скоро в аппарате стало слишком холодно, и поспать им не удалось.

Внезапно послышался скрежет, и батискаф резко остановился.

— Вижу землю! — пробормотал Пилипенко, мигом открывая сонные глаза.

— Ну, типа того, — ответил Кинжалов, выглядывая в иллюминатор.

Легкий бриз проделал в тумане просвет, сквозь который виднелась ледяная равнина. Белый простор терялся в густой дымке в сотнях футов впереди.

— Готов поспорить, что на том конце льдины есть берег, — предположил Кинжалов.

— И там нас ждет ларек с горячим кофе? — спросил Пилипенко, растирая озябшие руки.

— Ну да, в паре тысяч миль к югу отсюда. — Кинжалов посмотрел на друга. — У нас два варианта действий: остаться внутри уютной титановой «рыбы» или идти за помощью. В этом районе по-прежнему охотятся эскимосы, и поблизости наверняка есть их поселение… К сожалению, для пеших походов экипировка у нас не самая подходящая.

Пилипенко потянулся и зевнул.

— Лично мне уже надоело сидеть в этой консервной банке! Давай разомнемся и обследуем окрестности.

— Согласен, — кивнул Кинжалов.

Они в последний раз попытались связаться с «Нарвалом», потом выключили радиопередатчик и вылезли из люка на тринадцатиградусный мороз. Батискаф крепко сидел во льду. Впереди простиралась бесконечная белая равнина, и Кинжалов с Пилипенко трусцой направились к дальнему краю. Под ногами хрустел сухой скрипучий снег.

Морской лед был почти плоским, лишь кое-где поднимались невысокие торосы. Друзья отошли совсем недалеко, когда Пилипенко заметил слева маленькую пещеру, грубо вырезанную в глыбе льда.

— Похоже на дело рук человека… Может, внутри кто-нибудь оставил для нас пару меховых наушников?

Итальянец подошел к входу, опустился на колено и просунул голову внутрь. Кинжалов встал рядом и вдруг заметил на снегу чей-то след.

— Эл! — шепотом позвал он.

Пилипенко уже раздумал лезть в пещеру. В конце темного прохода она расширялась, образуя большую берлогу, в которой итальянец углядел клок белого меха, поднимающийся и опадающий в такт медленному дыханию. Белый медведь пробудился от зимней спячки и теперь просто зашел в старое логово, чтобы немного вздремнуть. Характер этих гигантов отличается полной непредсказуемостью, и голодный зверь вполне мог напасть.

Пилипенко мгновенно оценил опасность и молча вылез из пещеры. Одними губами он прошептал Кинжалову слово «медведь» и повлек друга прочь, стараясь ступать как можно тише. Когда они отошли на достаточное расстояние, Пилипенко замедлил шаг, и краски понемногу вернулись на его побледневшее лицо.