«Хочешь сравнить себя с насекомым?»

Я снова смотрю наверх и вижу тень, она подрагивает, как крылья поденки.

И тогда я шепчу Бену Пэришу:

– Тот, который с Сэмми, – мой.

– Что? – испуганно переспрашивает Бен.

Я бью плечом в живот нашего глушителя. Мой удар застает его врасплох. Он вскидывает руки, чтобы удержать равновесие, и делает шаг назад, под решетку воздуховода. Пуля Эвана попадает в мозг, человеческий на сто процентов, и мгновенно его уничтожает. Пистолет оказывается в моей руке еще до того, как его бывший владелец падает на пол. У меня всего одна попытка. Один выстрел в разбитое мною же зеркало. Если промахнусь, Сэмми конец. Я поворачиваюсь к глушителю, а он поворачивается к Сэмми.

Но у меня был отличный инструктор, самый лучший снайпер в мире; он был лучшим, даже когда нас насчитывалось семь миллиардов.

Это не стрельба по банкам на заборе.

На самом деле это гораздо проще: голова глушителя ближе, и она намного больше банки.

Тело врага еще не упало на пол, а Сэмми уже на полпути ко мне. Я вытягиваю его через дыру в зеркале. Бен смотрит на нас, на мертвого глушителя с нашей стороны, на второго мертвого глушителя по ту сторону, на пистолет у меня в руке. Он не знает, на что смотреть. А я смотрю на решетку воздуховода и кричу:

– Все чисто!

Эван один раз ударяет по стенке воздуховода. Я сначала не понимаю, а потом смеюсь.

«Давай договоримся, как ты будешь стучать, когда тебе захочется меня напугать. Один раз – ты собираешься войти».

– Да, Эван. – Я смеюсь так сильно, что даже живот болит. – Можешь войти.

Я готова уписаться от счастья. Мы живы. Но главное, он здесь.

Эван спрыгивает в комнату и приземляется мягко, как кошка. Я в его объятиях ровно столько, чтобы шепнуть:

– Люблю тебя.

А он гладит меня по волосам, повторяет мое имя и еще говорит:

– Моя поденка.

– Как ты меня нашел? – спрашиваю я.