— Дом, — согласились все хором.
— Дом – отмеченное божественной рукой место, хранящее в себе Свет. Как простой человек может быть способен на такое? – не унимался Светляк.
— По правде говоря, — хмыкнул Орех, — я, когда первый раз его увидел, тоже не мог поверить в то, что это настоящий Дом. Я даже…
— Смотрите! — радостно воскликнул Свист.
У входа в деревянную пристройку стоял Дрозд. В новом камуфлированном комбинезоне и широкополой шляпе цвета выцветшей травы. Рукой он бережно придерживал ножны с широким тесаком, а на плече покоилась длинноствольная винтовка. Парень заметно исхудал, под глазами залегли тени, но держался он бодро.
— Я же говорил! – Орех ускорил шаг. – Не пропадет, сорвиголова!
Дрозд не выдержал, и быстрой трусцой побежал навстречу друзьям.
После коротких, но бурных поздравлений и объятий, Дрозд позвал всех внутрь. Поодаль трудились дикари, и Сукоруб сразу отправился к ним:
— Пойду, проверю, а то напортачат еще чего там.
Никто его не держал, и оставшиеся семь человек проследовали за провожатым.
— Расскажи, как тебе удалось в одиночку, без оружия и всего прочего сюда добраться? – спросил Свист.
— Значит на то была воля Отца, — улыбнулся герой дня.
Свист покосился на Светляка, но тот или не расслышал, целиком поглощенный своими наблюдениями или попросту решил оставить реплику Дрозда без замечаний. Последний же старался даже не смотреть в сторону паладина, делая вид, что того как бы и нет здесь вовсе.
— Домовой уже начал волноваться – что там с вами стряслось, — Дрозд вел их по лестнице.
Долго искать хозяина Нового Дома им не пришлось, тот руководил тремя дикарями, возводя какую‑то конструкцию в одном из залов третьего яруса.
— Наконец‑то! – всплеснул руками Сонный. – А я уже, грешным делом, подумал, что вы меня бросили и решили остаться с Ведуном и его дрессированными…
Он запнулся, увидев среди пришельцев Светляка.
— Он теперь с нами, — успокоил его Орех. – Именно благодаря Змеерезу мы здесь.
— Как скажешь, воевода, — согласился Сонный. – Добро пожаловать в Новый Дом, Змеерез.
Паладин почтительно склонил голову, но, не выдержав, все‑таки спросил: