— Давай сюда. — Они стали по обе стороны от ворот. — Крикнешь, пеняй на себя….Ну!

— Уши, уши, уши, уши, — запричитал пьяный совсем тихонечко, и уже в следующий момент голова его оказалась на свободе.

— Гаспадин хароший! — зарыдал он дурным голосом, и руки поднялись, вцепившись в рясу. — Гаспадин хароший! — приподнимаясь с колен, он вытер нос о рукав, руки скользнули ещё выше.

— Ну-ну! Вали отсюда! — монах уворачивался от пьяных поцелуев.

— Ну гаспадин хароший! — крикнул оборванец в последний раз и, выпрямившись вдруг, чуть сдвинул назад, а потом резко дёрнул на себя впившиеся в ворот монашеского одеяния руки.

Жёсткая ткань ударила по шее не хуже дубины. Застонав, человек повалился под ноги. Второй удар — коленом в голову, и оборванец перескочил через раскинувшееся на мостовой тело, блеснул в руках нож. Монахи распались полукольцом, прижимая к решётке, — от дома бежала уже подмога — безоружные, опасались ножа, но и не отступали. Кто-то вынул из-под рясы верёвку, натянул перед собой, явно собираясь использовать как оружие в предстоящей драке.

Младший капрал чуть кивнул и, не оглядываясь, пересёк улицу.

В последний момент крикнул предупреждающе один из тех, что бежали по дорожке к воротам, но мнимый пьянчужка прыгнул вперёд, размахивая ножом, отвлекая внимание, и толпа оборванцев бесшумно накрыла, подмяла под себя и прошла дальше, оставив на брусчатке бездыханные тела.

Чёрные замерли. Отбежав назад, сомкнулись спина к спине, обнажили клинки — по два каждый. Рассыпался по лужайке сброд. Показались прятавшиеся до поры серпы, кистени, кастеты. Свистела раскручиваемая кем-то праща. В чьих-то руках поблёскивало битое стекло.

— Тревога! — крикнул один из чёрных, и, будто крик послужил им сигналом, нищеброды ринулись в атаку.

Младший капрал не успел пустить в ход свой короткий гвардейский меч. Молниеносная схватка закончилась полным поражением монахов. Нищеброды любили и умели драться, и капрал понял вдруг, что не хотел бы встретиться с ними на улицах — его никто никогда не учил защищаться от подлых атак, идущих вразрез со всеми правилами рукопашного боя.

Закончив своё дело, толпа ринулась в дом, где уже тоже слышались звуки борьбы.

— Полюбуйтесь, капитан! — Чумазая девчонка сидела верхом на чёрном. Придавив коленом меж лопаток, наступив на ладонь и раздирая пальцами щёку. Монах лежал, не дёргаясь, дышал со свистом, глядя люто-бешеным взглядом. — Он вам нужен? — Она улыбалась, демонстрируя идеально белые зубы и щербину на месте выбитого клыка. «Хорошенькая», — отметил про себя капрал, и невольная судорога прошла по его плечам. Он понял, что боится этой девчонки, которая назвала его капитаном, явно рассчитывая понравиться.