Светлый фон

Эйнштейн, спускавшийся впереди, развернулся.

– Она же говорила, что она том пятнадцатый!

Парень вообще был вежливый, и даже учтивый, но в последнее время вдруг ни с того ни с сего раздражался. Отвернувшись, он уставился под ноги, шея побагровела.

– Прошу прощения, – сказал Тэ, затем снова обратился к энци: – Вас распределяют по жребию или?..

– Нет!

Тэ не удивился.

– Более взрослые энци сначала натаскивали меня на маленьких книгах, чтобы оценить мою память.

– Когда? В каком возрасте?

– Когда решили, что в детородительницы я не гожусь.

Эйнштейн развернулся так резко, что не удержался на ногах и приземлился прямо на задницу. Реакция была настолько утрированная, что Тэ отвернулся, лишь бы не расхохотаться. Но так он оказался лицом к лицу с Лангобардом, который пребывал в таком же затруднении. Оба остановились и посмотрели в разные стороны.

– Предвосхищая вопрос, который сейчас более всего занимает юного Эйнштейна, – сказал Бард, – не будет ли с моей стороны бестактным поинтересоваться, а чем именно ты не годишься в «детородительницы»?

Энци посмотрела с высоты на Тихий океан и пожала плечами, как будто особо на эту тему не задумывалась.

– Не знаю. Может, слишком тощая? Не на что взглянуть? Неконтактная?..

– Давай проясним общую картину, – сказал Тэ. – Скольких девушек из десяти отбирают в детородительницы?

– Не знаю. Четырех?

– Стало быть, нерожающих в вашем обществе больше, чем рожающих, – озвучил Тэ, чтобы успокоить Эйнштейна.

– Так было десять лет назад. Сейчас, конечно, когда мы вылезли из Норы и места стало больше, рожать стали активнее, – объяснила Сонар.

Чуть раньше она сообщила остальным, что ей шестнадцать.

– Ясно. То есть они считали, что в шесть лет знают о тебе достаточно для такого решения. Ладно. Итак, начинают с простых книг. А потом?

– Если ты вообще умеешь читать, тебе дают всю энциклопедию.