Передернув плечами, я вытерся последней простыней, натянул рубашку и брюки, открыл дверь и нырнул в благословенное тепло. Печка тихо потрескивала, очевидно, требуя новую порцию дров, но никто не спешил их подбросить. Отблески огня плясали на телах спящих девушек, устроившихся напротив топки. Чуть в стороне, на столе спокойным ровным светом горела лампа. Грегорика с почти высохшими волосами, отливающими золотом, склонилась над дневником.

  Когда принцесса обернулась, на ее щеке блеснула слеза. Она быстро отерла ее краем простыни, но скрыть написанное на лице потрясение была не в силах. Мне не потребовалось долго думать, чтобы понять, в чем дело.

  - Вы... прочитали? Докуда?..

  - Дальше... чем вы.

  Голос ее звучал глухо

  - До момента, когда они попали в Берлин. Ваш дед... пишет очень... эмоционально. Особенно о... о противогазах.

  Присев возле печки, я подбросил новую порцию дров и, глядя, как по старым доскам стремительно разбегаются огненные язычки, мрачно проговорил:

  - Как в тот момент выглядели города, лучше даже не представлять. Не завидую дедушке Гойко и вашим предкам.

  Катастрофа произошла днем, и улицы гардариканских городов наверняка были завалены телами погибших жителей. Такие картины можно было бы представить разве что в страшном сне... или на полях отгремевшей за двадцать лет до Науфрагума Великой войны. Осознав это как раз после того, как прочитал про форсирование моста, я уже совсем не рвался продолжать - потому и отложил дневник в сторону. Конечно, сознавать свое малодушие было неприятно, и я тогда дал себе зарок обязательно дочитать написанное дедом, отчего и прихватил дневник с собой в круиз. Принцессе же, наверняка, остановиться не позволило чувство долга, хотя это совсем не то чтение, что подошло бы молодой девушке.

   Впрочем, когда спустя несколько мгновений она заговорила, голос звучал твердо.

  - Если я правильно понимаю, лейтенант Немирович пробыл в столице недолго. Да, вот здесь - император почти сразу же, как побывал в здании рейхстага, отправил его на разведку. Как раз на север... - прошелестела переворачиваемая страница. - ...Постойте, что это значит?

  - В смысле? Не можете разобрать его каракули, ваше высочество?

  - Нет, дело не в почерке. Это просто... просто другой язык. Вы не знаете, какой?

  Приняв дневник, я уставился на следующий разворот.

   - "Микёзбен... мегдёббентем ес депрессзиос... феджтегетте... тапасзталаток..." - попытался прочитать я. - Тьфу, язык сломаешь. Что за тарабарщина? Первый раз в жизни такое вижу.

  - Не понимаю ни слова, хоть это и латиница.