Этот шторм, как уже известно, улегся в ночь с 18-го на 19-е, но жители сторожки не воспользовались отдыхом, который им предоставила успокоившаяся стихия. Ожидание грядущего события не позволило им ни на минуту сомкнуть глаз. Полюбовавшись в половине одиннадцатого вечера заходом солнца, они менее чем через три часа снова увидели дневное светило, поднимавшееся в почти свободном от облаков небе.

Падение произошло точно в час, назначенный Ксирдалем. В шесть часов пятьдесят семь минут тридцать пять секунд яркий свет словно разорвал воздушное пространство на севере, почти ослепив господина Лекера и его крестника, которые уже час, стоя на пороге своей сторожки, следили за горизонтом. Почти одновременно послышался глухой гул, и земля содрогнулась от толчка огромной силы.

Метеор упал.

Первое, что увидели господин Лекер и Зефирен Ксирдаль, когда снова обрели зрение, была возвышавшаяся на расстоянии пятисот метров от них золотая глыба.

— Он горит! — в страшном волнении проговорил господин Лекер.

— Да, — подтвердил Ксирдаль, который не мог произнести ничего, кроме этого коротенького слова.

Но понемногу они успокоились и начали отдавать себе более ясный отчет в том, что они видят.

Болид действительно был раскален добела. Температура его должна была быть выше тысячи градусов и приближаться к точке плавления. Его пористая структура сейчас ясно была видна, и Гринвичская обсерватория вполне правильно в свое время сравнивала его с губкой. Бесчисленные канальцы, прорезая поверхность, несколько потемневшую при остывании, позволяли взору проникнуть в глубину, где металл был раскален докрасна. Расходясь и перекрещиваясь в тысяче извивов, канальцы образовывали бесчисленное множество лунок, из которых со свистом вырывался перегретый воздух.

Хотя болид сильно сплющился при своем головокружительном падении, все же и сейчас ясно заметна была его сферическая форма. Верхняя часть сохраняла довольно правильно очерченную округлость, тогда как основание, раздавленное и расплющенное, слилось с неровностями почвы.

— Да ведь он… вот-вот соскользнет в море! — воскликнул господин Лекер.

Крестник его молчал.

— Ты уверял, что он упадет в пятидесяти метрах от воды!

— А он лежит в десяти метрах от нее. Учтите половину его диаметра.

— Десять — не пятьдесят!

— Буря вызвала известное отклонение!

Собеседники не обменялись больше ни словом. Они молча глядели на золотой шар.

Господин Лекер и в самом деле имел основание беспокоиться. Болид упал в десяти метрах от крайнего выступа скалы, на пологий скат, соединяющий эту часть скалы с островом. Так как радиус его равнялся пятидесяти метрам, как совершенно правильно определила Гринвичская обсерватория, он выступал на сорок пять метров над бездной. Огромная масса металла, размягченная жарой и сброшенная с высоты, обтекла, если можно так выразиться, вертикальную скалу и значительной своей частью беспомощно свисала почти до самой воды. Но другая часть, буквально влипшая в скалистую почву, удерживала всю глыбу в таком положении над океаном.