Солнце заливает улицы светом, деревья голые, начало марта, но золото повсюду. Мы проходим к причалу, где стоит мое судно, небольшая такая «коробка», а рядом высятся надменные громадины, я предупреждаю Сергея, и он улыбается и кладет на плечо мое руку.

— Брось, старик, — говорит он. — Ты на нем капитан. Это здорово. Понимаешь: капитан…

Он знает о море понаслышке, Сергей хороший парень, но моря не знает. Ему не понять: ведь не так уж сладко быть капитаном «корыта», от киля до клотика пропахшего селедкой, и таскать эту селедку из воды по всей Северной Атлантике. Каждый рейс селедка и селедка…

Сергею я не говорю ничего, зачем ему мои болячки, будто своих у него нет. Идем дальше и останавливаемся.

— Вот, — говорю я, — он был тоже таким, это его близнец…

Я говорю про него «был», как про умершего человека. Он лежит на небольшой глубине, его обязательно поднимут, и снова он будет ходить по морям, и тут он отличается от человека способностью жить дважды.

Еще сотня метров — и мой траулер. Сергей с любопытством осматривает скромную каюту, а я складываю в его авоську самодельные балыки — презент ленинградцам.

— Мне нравится у тебя, — говорит Сергей. — Возьмешь к себе матросом?

Соглашаюсь, конечно, и знаю, что матросом он никогда не пойдет. Но вслух об этом не говорю. Он начнет доказывать, спорить, уверять самого себя, что мечтал об этом давно, вот вернется в Ленинград и будет начальство просить, а то и без содержания отпуск возьмет. Они всегда и все так говорят, мои друзья, не знающие моря. Но по-прежнему справляют свою службу, радуясь повышениям и премиальным, срываются иногда и подчас тратят силы на деятельность пустую и ненужную им. Они неплохие парни, но бросить все и уйти в море — на это их не хватает. А жаль. Не только моим друзьям, всем парням я прописал бы крещение океаном…

…За километр до рыбацкого дома нас встретили первые кордоны. А там, за кордонами, в Доме рыбаков, ждал нас Решевский. Он состоял в похоронной комиссии и обещал нас встретить.

Не люблю похорон, но прийти сюда был обязан. Да и из-за Сергея мне следовало сюда прийти. Он художник, пусть узнает другую сторону моря.

В это время разомкнулась синяя шеренга, и человек с красно-черной повязкой на рукаве вышел вперед и принялся отсчитывать новую партию.

Мы рванулись вперед, но после третьего кордона стало ясно, что до Решевского нам не добраться.

Люди стояли группами, отделяясь и сливаясь с толпой, охватившей Дом рыбаков. Говорили громко и тихо, вытягивая шеи, смотрели туда, где из высокого подъезда опускали в толпу гробы. И трудно было рассмотреть что-либо там, дальше, где скипелись воедино люди. Они заполонили собой солнечный мартовский день, дом с колоннами, с голыми деревьями площадь и нехотя выпускали из своих объятий кумачовые машины.