— Давай на багаж! — приказала Людмила. — Пассажиры идут.

Пассажиров оказалось на одного больше. Паренька, оставшегося без места, пришлось посадить на диване.

— Почему не выводили транзитных? — злилась дежурная по посадке. — Кто вам дал право оставлять их на стоянке в самолете?

— Знаешь, дорогая, — не выдержала Людмила, — посидела бы ты в зале ожидания пару ночей!.. Командир приказал не будить! Красноярцев мы вывели, а свердловчан оставили. А если у вас в самолет проскочил «заяц» то мы тут ни при чем. Мы за посадку не отвечаем.

— Ах, вы за посадку не отвечаете? Тогда объявите по радио, чтобы все приготовили билеты.

Дежурная пошла в первый салон, а Людмила обругала себя: «Опять связалась! Теперь задержка обеспечена — полчаса, не меньше».

Она догнала дежурную у кухни:

— Послушайте, если вы уверены, что все пассажиры прошли в самолет с билетами…

— Уверена.

— Тогда давайте еще раз пересчитаем посадочные талоны. Зачем будить людей?

Дежурная молча прошла кухню, первый салон, открыла дверь в пилотскую кабину…

— Послушайте, командир корабля, — сказала она сердито. — Объясните пассажирам, чтобы приготовили билеты — так проверка пройдет быстрее. У вас в самолете «заяц».

Селезнев, изучавший расчеты штурмана, повернул голову и сказал:

— Вы хотите нас задержать?

— Я должна найти «зайца».

Полчаса назад, консультируясь с метеорологами Иркутского порта, Селезнев понял, что ненадежен не только Свердловск, дававший твердый прогноз лишь до двадцати четырех, но и сам Иркутск, к которому приближалась волна тумана с Байкала. Задержись в такой обстановке со стартом — «загоришь» в лучшем случае до утра, если не на двое суток, как в Хабаровске.

— А вы знаете, что через час Иркутск закроется по туману? — спросил он дежурную.

— Мне для проверки хватит и пятнадцати минут. Объявите, не тяните время.

Селезнев не спорил, он понимал, что дежурная права, что в подобных случаях, когда количество пассажиров не сходится с ведомостью, она обязана проверить билеты. Но ведь нет же правил без исключений! И ни в какие пятнадцать минут она с этой чертовой проверкой не уложится — дай бог, в полчаса!

— Это я виноват, — сказал он. — Дал в порт неточную радиограмму… Мать! — крикнул он Людмиле (всех бортпроводниц, невзирая на возраст, Селезнев называл только так — «мать»). — Сколько сняли красноярских?