Лес темнел позади, в нем чувствовалось какое-то подозрительное движение. Задыхаясь, они добрались до корабля, Кросвелл, прибежавший первым, споткнулся о травянистую кочку и упал почти у самого люка, разразившись проклятиями.

— О, дьявол! — он сморщился от боли.

Почва вдруг задрожала под ним и поползла в сторону.

— В корабль! — приказал Мартен.

Они сумели убраться с планеты, прежде чем земля окончательно разверзлась.

— Это опять, должно быть, та симпатичная вибрация, — сказал Кросвелл несколькими часами позднее, когда корабль уже летел в свободном пространстве.

Мартен вздохнул и покачал головой:

— Прямо не знаю, что делать. Хотелось бы вернуться и объяснить им, но…

— Мы и так оставались дольше, чем следовало, — сказал Кросвелл.

— Пожалуй. Грубейшие ошибки, одна за другой. Мы начали плохо, а все, что делали потом, было еще хуже.

— Это не оттого, что вы делали, — объяснил Чедка самым приятным голосом, который они когда-либо слышали от него, — это не ваша вина. Это оттого, что вы есть вы.

Мартен на минуту задумался:

— Да, вы правы. Наши голоса сотрясают их почву, наши жесты гипнотизируют их, наше дыхание их душит, наш пот их обжигает. О боже!

— Боже, боже, — угрюмо проворчал Кросвелл. — Мы настоящая живая химическая фабрика: только и знаем, что выделяем ядовитый газ да первоклассно обжигаем.

— Но это не все, что вы есть, — сказал Чедка. — Смотрите!

Он протянул Мартену его посох. Часть посоха, там где он касался рукой, расцвела; долго спавшие почки пробудились и превратились в розовые и белые цветы — их запах заполнял кабину.

— Вы видите? Вы еще и это также.

— Эта палка была мертва, — задумчиво промолвил Кросвелл. — Некоторое количество жира на нашей коже, я думаю…

Мартен вздрогнул:

— Значит, вы думаете, что все изделия из дерева, к которым мы притрагивались: резные панно, хижины, храм…