Приподнять-то приподнял, а как закрепить этот пиломатериал, чтоб можно было наносить узор и не сломать станок? Опять незадача.

Снова выругался, упомянув три поколения местной нечисти. При этом обозначил трёхбуквенным словечком ось вращения и верчения, и этим же словом наметил направление движения всех и вся в округе. По спине побежала струйка пота, а лицо наверняка стало пунцовым. От усердия я надул щёки и закрыл глаза, пытаясь удержать конец на весу, но бревно не поддалось уговорам. Уже хотел бросить, но проклятая деревяшка вдруг дёрнулась. Я открыл глаза и увидел напротив Катарину. Девушка воткнула в песок фальшион и взялась за противоположный край, оторвав его от земли. Я улыбнулся, но спросить, куда она хочет деть бревно, не успел. Рядом встала Урсула с лопатой, а Катарина опустила свой конец будущего санпилара на песок чуть в сторонке.

— Эта… ю… ю… юн спадин, — немного заикаясь и косясь на речную деву, произнесла мечница. — Мы тут подумали. Надо эту лапу по пояс в песок упрятать, а бревно сверху. Так оно эта… ну, достанет и ворочать легче.

Урсула нервно перебирала пальцами свисающую с шеи связку с амулетами, а когда речная дева с усмешкой поглядела в её сторону, мечница вздрогнула и побледнела, но с места не сошла. Я прямо чувствовал, как в душе женщины борются между собой суеверный страх и решимость.

Катарина тоже бросала частые обеспокоенные взгляды на полупрозрачную нечисть, слегка приподнимая верхнюю губу, словно львица внутри неё пыталась оскалиться, и девушка лишь неимоверным усилием воли не позволяла ей вырваться. И только пожелтевшие звериные глаза выдавали, что храмовница на грани срыва.

— Смертные! — усмехнулась дева реки, а потом дёрнулась в сторону Урсулы. — Ам!

Мечница зажмурилась и отстранилась на шаг, а когда хозяйка звонко рассмеялась, мечница выдохнула и произнесла дрожащим голосом:

— Кажись, тётя Урсула опИсилась.

— Не опИсалась, — поведя носом, прошептала Катарина.

— Значит, сейчас опИсюсь.

Я по-крабьи сделал шаг в сторону и опустил свой конец бревна на песок, а потом набрался смелости, заговорив с хозяйкой реки:

— Госпожа, дозволь узнать: зачем ты похищала шкатулку с волшебным зеркалом? Из-за проклятия?

— О чём ты? — спросила та, изогнув платиновую бровь на белоснежной маске лица. Платиновые губы дрогнули в едва заметной ухмылке, и это была именно платина.

— Ну, шкатулка. Вы же её сначала взяли, а потом подбросили обратно. Просто я не верю в подобные совпадения.

Дева нахмурилась и поджала губы, а потом вдруг просияла.

— Я могла бы это сделать, но я не делала. Мне шкатулка неинтересна в отличие от мужчины-мага, который может плести чудные проклятия. А если ещё раз произнесёшь клевету — убью.