Запомнил он чего или нет — неважно. После прочитает. Я знал, что Пошибов посадил на хорах несколько дьяков, коим велено было весь ход церемонии записывать. А тако ж и двух или трех художников, кои должны были позже написать картины. Так что ежели кто чего не запомнил, будет чем память освежить. И иноземцам списки сей речи на их языках вручим. Чтобы не напутали ничего. И чтобы их народы знали, что в случае чего на Руси их ждут и им рады. Авось кого-нито сия информация подвигнет не за океан, а в другую сторону тронуться…

Шанс поговорить с сыновьями наедине выпал токмо через шесть дней, когда основная часть празднеств уже отгремела. Пошибов уже доложил мне, что некоторые из моих подданных, недовольные изменениями в своем статусе, закрепленном в принятом на Земском соборе Уложении о порядке дворянской службы, имели приватные беседы с несколькими иноземными посланниками. Восхотели, блин, не токмо все по старине вернуть, а и вообще сделать, как в Европах. Мол, хочешь — служи, хочешь — нет, а землица все одно твоя. И над крестьянами что хошь, то и твори. Вплоть до права первой ночи. Ну что ж, пусть то, что при новом царе по рогам могут не хуже, чем при старом, надавать, на своей шкуре ощутят. Хотя сынку-то, пожалуй, посложнее будет. У него нынче моими усилиями правовое поле реагирования куда как поуже будет. Я-то мог любого своей волей Амур-реку или, там, Сахалин искать отправить, а ему теперь такое токмо через суд можно. Ну да ничего. Энти-то заговорщики у нас из молодых, то есть покамест еще непуганые. А у Пошибова система налажена как часы, и за доказательствами для суда дело не шибко задержится. А то Федька-то уже картографировал и Алеутские острова, и большую часть побережья Аляски. Заселять пора. Я одним из последних своих указов распространил на сии территории все те льготы, коими завлекал русских на Север, дабы разбавить русскими переселенцами насильно вывезенных туда шведов. Ну там хлебное и денежное жалованье, освобождение от тягла на долгий срок, окромя содержания воинского гарнизону, и так далее. На Аляске и Алеутах уже было заложено восемь острогов, вокруг которых шло расселение первых русских переселенцев, число коих, по последним докладам, пришедшим голубиной почтой, еще, правда, токмо подбиралось к тысяче душ. Ну не считая военных. Впрочем, тех тоже было немного. Не с кем там покамест воевать было. Так что есть куда ехать, есть…

Узким кругом мы с сыновьями собрались у меня в кабинете. Иван отказался занимать мои апартаменты. Сказал, что в таком огромном дворце, коий куда поболее лондонского Уайтхолла будет, правда, без площадок для игры в мяч да петушиных боев, зато с регулярным парком, сбегающим к стене, что тянется вдоль Москвы-реки, место под свой рабочий кабинет он себе найдет. А пока хотел бы, чтобы я, ежели буду в силе, еще некоторое время оставался бы здесь, в Кремле. Дабы, если молодому государю какой совет потребуется, у него была бы возможность его получить. И быстро. Я тогда сварливо пробурчал: