– Я ж не хочу жалиться, – продолжила Оконева. – Токмо у барышни Юльки плохенько с глазами. Не было б какаго клопоту.

– Шеф? – отозвался Маевский. – В принципе зачем она нам? У нас есть свечи Яблочкова, и ни один Проклятый не войдет в отель незаметно.

– Ладно, – решился алхимик. – Выплати ей зарплату за последний месяц, и пусть убирается на все четыре стороны.

– Благодарствую! – воскликнула Оконева. – То ж и я пойду!

– Останьтесь еще на минутку. У меня для вас есть подарок от его величества.

– Для мене?

– Да, я написал графу Самарину, что это вы открыли свойства свечи Яблочкова, поэтому, когда дворец оснастили свечами, царь решил отблагодарить вас.

– Мене? – повторила женщина с искренним удивлением.

– Ну да. Ната, подай мне шкатулку с ночного столика, – попросил он.

– То какой титул? – размечталась Оконева. – Пенцлакова от зависти сдохнет. Токмо не могу я таво… титул ентот принять…

– Речь не о титуле, – ответил Рудницкий. – Но думаю, что вы и так произведете впечатление.

Он взял небольшую шкатулочку, открыл и подал служанке.

– Это женские часы, – сказал он. – Серебряные, украшенные бриллиантами. На крышке выгравирована надпись на французском: «В благодарность для госпожи Оконевой, Николай II».

– Енто мне?

– Конечно, – решительно подтвердил алхимик. – Царь издавна благодарит так людей, которые из-за патриотических взглядов не хотят принять орден или титул.

– Тада я скажу барышне Юльке, че она може уйти, – заявила служанка. – А той ж то безголово, де ж она найдет отель, с ентим… престижом? Токмо ж молодки мают стока зауми в голове.

Рудницкий помассировал виски: после потери зрения у него часто болела голова.

– Я открою окно, – сказала Наталия.

– Вам нада чащей проминаться, – сурово произнесла Оконева. – Усе мигрени и болячки от недохвата воздуха.

– Может, вы не заметили, но я ослеп, – иронично произнес алхимик. – И мне трудно гулять.