— «Сан-Себастьяну» — группе маневр уклонения «сломанный веер», — скомандовал Белевич. — Крейсерам — готовность к открытию огня совмещенными залпами. Пары: «Измаил» — «Тверь», «Ратибор» — «Аскольд».

— Одна минута до…

— Чего они ждут? — спросил Дробышев. Белевич молча смотрел на бегущие по экрану цифры.

— Чего бы ни ждали — дождались, — с каким-то злорадством сказал он. — Огонь!

Совмещенный залп крейсеров отстал от залпа планетарных мортир на сотые доли секунды.

Окруженная зеленоватой дымкой планета занимала уже треть обзорного экрана, и Полубой невольно залюбовался ею. Примерно так же из космоса выглядел и Луковый Камень, на котором он в последний раз был около двух лет назад. Если бы не другие контуры материков, можно было бы подумать, что он возвращается домой.

Утром Касьян явился к Неарху, последовав приглашению, высказанному накануне. Гетайр не скрывал, что Полубою предстоит сопровождать на Афродиту гостя Александра Великого. Ахмет-Гирей пришел чуть позже, сопровождаемый обязательной охраной, которая проводила их до челнока, стоящего за домом гетайра. Это была тяжелая машина с хорошим ходом для внутрисистемных перелетов. Птолемей опаздывал и Касьян уже начал опасаться, что тот не придет и придется менять план на ходу, когда тот, обаятельно улыбаясь, забрался в челнок и извинился за опоздание. Он почти не изменился с тех пор, как Полубой его видел при штабе пятой эскадры, куда Кайсаров приходил по какому-то делу около трех лет назад. То же породистое лицо, щегольские усики над губой, белозубая улыбка. Полубой даже улыбнулся ему в ответ.

Полет занял около часа, когда на экранах появилась Афродита.

Неарх повел плечами, будто ему стало зябко, и, перехватив недоуменный взгляд Полубоя, улыбнулся.

— Волнуюсь, как невеста перед брачной ночью, — сказал он, — веришь ли, я неоднократно видел наставника, но каждый раз это будто впервые. Невозможно передать глубину чувств, которые он вызывает. Придет время, капитан, и ты увидишь его.

— Скорее бы, — сказал Полубой. Ахмет-Гирей, сидевший впереди вместе с Птолемеем, прищелкнул языком, выражая восторг.

— Что, красивая планета? — спросил Птолемей, он наклонился вперед и тронул за плечо пилота: — Ну-ка, дай увеличение на Элладу.

Центральный материк вырос, заполнил экран, словно наезжая на наблюдателей. Полубой различил леса, степи, песчаный берег моря. Изображение все увеличивалось, и Птолемей откинул голову, откровенно любуясь величественным зданием, построенным в сосновом лесу на берегу моря Филиппа. Здание было массивным и угловатым, и создавалось впечатление, что оно или отлито из металла, или вытесано из единого куска камня, из монолитной скалы, подавлявшей своими размерами. Сосны рядом с ним казались молодой порослью, а дюны — песчаными бугорками, насыпанными морским ветром. Не вписывалось это сооружение ни в окружающую обстановку, не подходило ни материку, названному Элладой, ни тем более планете, получившей имя богини любви.