— Хотя, — нехотя признал он, — и личный опыт тоже есть.
Наставник, похоже, понял его состояние и только хлопнул по плечу.
— Позанимайся ещё немного. Думаю, это тебе поможет.
Мальчик молча кивнул. Но вдруг скривился от боли и, хотя тут же взял себя в руки, наставник заметил.
— Ты сегодня колол лекарство? — поинтересовался он, наклоняясь.
Скрывать смысла не было — обмануть Михайла Потапыча ещё ни разу не удавалось, и Володя отрицательно качнул головой.
— Ну и ради чего ты это терпишь?
— Это ещё ничего… А ваше обезболивающее уже всё равно плохо действует. Врачи говорят, что надо переходить на более сильное… а у меня к наркотикам своё отношение. Гвоздь ни за что не одобрил бы… Лучше потерплю.
— Значит, процедуры уже почти не помогают, раз такие приступы боли случаются. — Наставник вздохнул. — Времени почти не остаётся. Болезнь развивается быстрее, чем рассчитывали. Врачи надеялись ещё минимум на полгода.
— Возможно, из-за тренировок.
— Возможно. Но, может, всё-таки сходишь к врачам? Пусть наркотик, но после перехода последствий не должно остаться…
— А если останутся? Нет. Я лучше потерплю. Я привык к боли.
— Володя, не рассказывай мне сказки — я знаю, какая боль может быть от твоей болезни… взрослые на стену лезут…
— Вот когда полезу — тогда и соглашусь, а пока терпеть можно.
Володя демонстративно отвернулся и занялся разминкой: сел на шпагат и с каким-то остервенением начал делать наклоны: вперёд, вытягиваясь в струнку, и назад. Вперёд — назад.
Михайло Потапыч покачал головой, глядя на мальчика, и направился к выходу. Врачи говорили, что боль уже должна быть невыносимой, но этот парень… только при особо сильных приступах морщился, а так… даже и непонятно, действительно ли он болен. Может, это шутка, что жить ему осталось не больше двух-трёх месяцев? Вся надежда на этот переход в один конец… Может, смерть лучше этого похода в неизвестность? Сам Михайло Потапыч не знал, что выбрал бы…
В коридоре он, всё ещё задумчивый, столкнулся с Александром Петровичем и ухватил за локоть раньше, чем тот успел позвать мальчика. Покачал головой.
— Ему сейчас лучше побыть одному.