— А вы, однако, подкованная, — заметил Крюгер.

Она бросила на него диковатый взгляд:

— Бьярни — художник. Известный. Вы серьезно думаете, что мы никогда ничего такого не пробовали?! Да вы как будто даже слова такого — «богема» — не слыхали!

— У меня племянник — актер, — ответил Крюгер. — Представьте себе, у них такое не принято.

— Ну-у, актер. У них все по-другому. Вы бы еще с музыкантами сравнили. Или с писателями.

Она судорожно глотнула воздуха и осеклась.

— Бьярни — это Бернард Бейкер? — участливо спросила я.

Кони только сжала губы.

— Кони, если вы поможете нам, то мы поможем вам, — начал Крюгер.

Она метнула в него злобный взгляд и процедила:

— Ага, федеральная программа защиты свидетелей. Полная. Что, слабо?

— Запросто, — хладнокровно ответил Крюгер. — Но вы ж понимаете, не за просто так.

— Гарантии, — выплюнула Кони. — Гарантии — и я ваша.

— Вы и так наша, — сказала я негромко. — Потому что Бернард вам не безразличен.

Кони одарила меня долгим внимательным взглядом. Из-за припухших красных век впечатление смазалось, девушка казалась обиженным ребенком, который решил больше никому не верить.

— Гарантии до показаний не даются, — напомнил Крюгер. — Вот если бы мы сами на вас вышли — другое дело. Так что придется вам рискнуть.

Она еще раз поглядела на меня. И решилась. Естественно. У нее не было другого выхода.

— Мы познакомились пять лет назад. Мамаша не знает, — выплюнула она. — Мне было шестнадцать. На вернисаже его персоналки в Каире. Поймите, Бьярни — он же лучший из сегодняшних живописцев. Я копила на его картину. На оригинал. Хотя бы малюсенький. Вот на самый малюсенький мне денег и хватило. Я подошла за автографом. А потом мы встретились в баре тем же вечером. Случайно. Кажется, мы были единственными трезвыми в том кабаке. И пошли к нему, потому что для нас все было ясно. Так бывает, хотя вы мне не поверите. У меня никого до него не было, а Бьярни потом говорил, что впервые влюбился. Послушайте, у него нет и никогда не было шрамов на спине. И отец у него был нормальный. Усталый, взгляд немного виноватый, — но он нормальный. В жизни не поверю, чтобы тот человек, которого я знала, мог такое сказать — пусть само заживает. На четырехлетнем ребенке! Да я уверена, что Мамаша врет. Она всегда врет. Существо, которое без лжи жить не может. Не соврешь — день пропал.

— Значит, Бернард виделся с отцом?

— И с отцом, и с братом. С братом редко. А с отцом — всякий раз, когда тот на Землю прилетал. Бьярни мне однажды признался, как жалеет, что при разводе остался с матерью. Только однажды. Получилось глупо: он застукал отца с любовницей. Обиделся. Встал в позу, хоть ему и было всего ничего. А отец предложил ему остаться с ним. Бьярни ссорился с Адамом, всегда, но отец обещал, что приструнит старшего. В общем, Бьярни остался на Земле, а Адам поехал с отцом на Таниру. Я никогда не видела Адама до сегодняшнего дня. Знаете, они совсем не похожи. У них мимика, пластика совершенно разная. Да ну чего там, голос-то тоже другой.