— Астелиат! Как же долго тебя не было! Ты простил меня?

— За что, Вета? — он все протягивал ко мне руки. — Иди ко мне, моя милая!

Я смахнула счастливую слезу и кинулась к нему.

— Астелиат, прости, пожалуйста, если сможешь!

— Ну что ты, глупая! — он осторожно стал гладить меня по волосам, обвив своим хвостом мои ноги.

Но я остановиться уже не могла:

— Я же предала тебя, а ты… ты меня спас! Когда ты достал клинок я испугалась, что ты… сможешь меня убить.

— А я? — он усмехнулся.

— А ты разрезал себе ладонь и простил мне мое предательство.

Он меня обнял и поцеловал. Это было так сладостно, так волшебно. Я застонала, полностью отдаваясь своим чувствам. Его руки внезапно оказались под моей рубашкой, а ладони стали осторожно исследовать мое тело. А поцелуй все продолжался, становясь все настойчивее и вызывая во мне желание слиться с ним, стать его частью.

Внезапно раздался резкий детский плач. Неведомая сила вырвала меня из объятий Астелиата и вернула в реальность. Я проснулась, ощущая на себе его поцелуи и все еще сгорая от неудовлетворенного желания.

Пошатываясь, я побрела к кроватке Лизоньки. Она смотрела на меня совершенно разумными глазами и улыбалась.

Весь день я провела как в тумане, что‑то автоматически делая, желая, чтобы поскорее наступила ночь и, одновременно, боясь этого. А едва я заснула, меня вновь позвал Астелиат. Теперь мы встречались каждую ночь. Мы с ним гуляли по странным загадочным лесам, наполненным незнакомыми мне запахами и звуками, разговаривали о том, что было интересно мне и о том, что волновало его. На берегу океана мы слушали каких‑то тропических птиц. Как‑то сидя на мокром песке, я вспомнила обещание нарисовать самолет, что и сделала, объяснив, за счет чего он поднимается в небо. Потом я нарисовала машину, паровоз, наши дома.

А потом просто запела:

Песня ему, насколько я могла судить, понравилась. Я спела еще одну и еще. А он просто сидел и любовался мною. Каждую ночь во сне мы будто наверстывали все упущенное, все наши несостоявшиеся свидания. Он обнимал меня, поглаживая кисточкой своего хвоста, и целовал так, что мне вообще не хотелось уходить от него. А однажды, проснувшись после такого вот сна, я увидела на шее самый настоящий синяк.

Наваждение спало. О, Первородный, так это были не сны! Я сама не могла понять, как относиться к такому открытию. С одной стороны это был он — Астелиат, в конце концов, мой жених, но с другой, он же обманул меня, воспользовался моим доверием и тем, что я думала, что все это — игры моего воспаленного воображения. Несколько ночей я боролась с желанием откликнуться на зов Астелиата. А когда решила просто найти его и морду ему набить, он исчез.