— Пожалуйста, помогите нам. Мы ищем Чачо,— сказал Матт.
— И Марию,— робко добавил Фиделито.
— Сегодня здесь целая сотня Марий,— сказала сестра.— Так с этой проклятой фиестой каждый год бывает! Люди напиваются и затевают драки. Давно пора запретить эти праздники... А Чачо...— Она запнулась и внимательно посмотрела на мальчиков.— Я знаю только одного Чачо. И он находится в палате интенсивной терапии. Вы, наверное, из того же детского дома?
— Может быть,— уклончиво ответил Матт. Медсестра понизила голос.
— Будьте осторожны. Повсюду снуют хранители. Похоже, на соляных разработках вспыхнул мятеж...
— Как себя чувствует Чачо? — спросил Матт.
— Неважно. Я проведу вас потайным путем.
Медсестра отперла дверь: за ней виднелся тускло освещенный коридор, отведенный, видимо, под склад — вдоль стен были сложены кипы постельного белья, стояли какие-то ящики.
— Я ведь и сама когда-то была сиротой,— сказала сестра.— До сих пор просыпаюсь в холодном поту, повторяя про себя Пять правил добропорядочного гражданина и Четыре принципа правильного мышления.
Миновав несколько поворотов, они вышли в другой коридор, пошире и не такой мрачный.
— Это крыло для выздоравливающих,— пояснила сестра.— Здесь лежат пациенты, задержавшиеся у нас на долго. Чачо — в последней палате справа. Если он спит, не будите.
Сестра попрощалась с ними и заспешила по своим делам.
Из конца коридора доносились голоса.
— Чачо! — завопил Фиделито и бросился бежать.
— Не буди его! — крикнул Матт, припуская следом.
Он влетел в дальнюю палату и остановился как вкопанный: сколько бы малыш ни шумел, это не имело ни малейшего значения, потому что люди в палате кричали еще громче. Возле кровати столпились несколько сестер: они не подпускали к койке двоих хранителей, а возле них на полу, словно мешок картошки, лежал связанный по рукам и ногам Тон-Тон.
— Бегите! — одними губами прошептал Тон-Тон, увидев друзей.
— Если вы тронете его, он умрет,— вскричала одна из сестер.
— Мы сделаем все, что сочтем нужным, сестра Инее, — прорычал хранитель.
Матт тотчас же узнал голос Карлоса. Вторым хранителем, с рукой на перевязи, был Хорхе