— И потому я должен напомнить еще раз, — заговорил он как ни в чем не бывало, словно ирландцу привиделась предыдущая страстная тирада, — не спешите, продвигайтесь с осторожностью, присущей здравомыслящему большинству, той осторожностью, которая обеспечивает безопасность. Как я уже говорил, ваш друг — непосредственное выражение космической жизни Земли. Думаю, вы уже догадались, какого именно вида и формы. Не отдавайтесь полностью под его власть. Сохраняйте свое Я — и сопротивляйтесь, пока остается такая возможность.
Пока Теренс сидел в каюте доктора, попивая горячий кофе и не очень прислушиваясь к словам, предупреждавшим об опасности, но подспудно побуждавшим идти дальше, вокруг него сгущались мечты детства, сила которых отодвигала прочь современность, — детства не тела, но духа, когда мир был и сам молод… Да, и он некогда обитал в Аркадии, познав красоту свободной простой жизни Золотого Века, ибо теперь грезы о нем, похожие на воспоминания и на мечты одновременно, невыразимо притягательные, эти грезы о Золотом Веке, нетронутом временем, неизменном, все еще доступном, по-прежнему обитаемом, начинали сбываться.
Поистине, то был древний сад невинности и счастья, где душа, еще не отягощенная хитроумием поверхностной цивилизованности рассудка, еще способна была расти и развиваться, та страна, которая прозревается святыми и поэтами, но большинством забытая или полагаемая несуществующей.
Простая жизнь! Новое понимание ее поначалу ошеломило Теренса. Душевный взор упивался красотой: все было его — и страстный простор пустошей, и сила речных потоков, струящихся по материнскому телу. Ужас гор и пение нежных весенних ливней. Чудо покрывающих землю лесов впиталось в кровь, каждодневно спешащую по жилам. Пропустив через себя, он понял мощь океанских приливов, а более чувствительными областями распростершегося Я ощутил летучие ароматы всех на свете лесных и полевых цветов. Странная аллегория человека как микрокосма и Земли как макрокосма вдруг обрела явственную реальность. А лихорадочная неудовлетворенность, беспокойство и тщеславие современной жизни происходили из-за отдаления человека от души мира, от всеобъемлющей простоты к мелочному существованию, гордо поименованному ими прогрессом.
Из превосходящих пределы глубин этого вновь пробудившегося сознания вырастали плоть и кровь волшебных космических ощущений — прикосновение его малого Я к биению планетарной жизни. Неукротимая его суть, бесприютно скитавшаяся среди современных людей, страдая от вечной ностальгии, теперь предвкушала близкое удовлетворение. Ибо когда «внутренняя катастрофа» наконец произойдет до конца и настанет избавление — центр сознания преодолеет порог и перейдет в более обширную область под воздействием Земли, — все его стремления, как перелетные птицы, наконец на деле, в живой природе, достигнут гнездовий, которые все эти годы любовно строились в воображении! Лихорадочность современной жизни, муки и беспокойство фальшивой, поверхностной цивилизации, что упражняет мозг, не затрагивая низости и озлобленности сердца, пройдут, словно симптомы жестокой болезни. Как страшный сон исчезнут божества скорости и механизмов, властвующие сейчас над миром, со скоростью девяносто миль в час погоняя людей в рай, где материальные приобретения вовсе не отрицались, лишь слегка сублимируясь. Вместо них его душу обнимет космическая жизнь неразъятой простоты, чистая и сладостная.