— Он еще совсем дитя, — всхлипнула Лизелотта.

— Дитя? Но он же был твоим любовником в прошлом… И он брал тебя против твоей воли. Я все знаю о тебе, Лизелотта, все твои воспоминания, все твои чувства… Ты его боялась и ненавидела! Откуда же эта жалость?

— Я не знаю, — растерялась Лизелотта.

Конрад был ее любовником? Брал ее против воли?! А ведь действительно… Как она могла забыть? Но сейчас это казалось чем-то нереальным, кошмарным сном, наполовину забытым сразу после пробуждения. Теперь все было иначе и Конрад был другой, и те чувства, те воспоминания, которые она узнавала, когда пила его кровь… Нет, не может быть, чтобы это были чувства чудовища, хладнокровно расстреливающего людей! А ведь этим чудовищем тоже был Конрад.

Раду привлек к себе Лизелотту, обнял ее, погладил по волосам, как ребенка.

— Бедняжка моя, ты никак не пробудишься полностью… Мне кажется, ты просто не хочешь вспоминать все, что с тобой было. И не хочешь осознавать себя. А вот он быстро пробудился. И уже научился закрываться. Отдавая свою кровь, он показывает только то, что сам хочет показать. Он показывает тебе не истинную свою сущность, а ту, которую ты сможешь принять.

— А ты, Раду? — спросила Лизелотта, склонив голову на плечо графа Карди.

— Я тоже. Всей правды обо мне ты бы просто не вынесла.

Лизелотта привстала на цыпочки и потянулась губами к его шее. Раду склонился — так, чтобы она могла прокусить, присосаться… Она сделала несколько глотков холодной, густой крови. Она почувствовала его угасающий гнев на Конрада и его нежность к ней. Она увидела себя его глазами — маленькую, нежную, грустную.

А потом она вдруг оказалась в каком-то другом, незнакомом ей месте. Лизелотта увидела огромный, ярко освященный зал. Тысячи масляных светильников горели вдоль стен и вокруг колонн, покрытых затейливой резьбой, и узоры проступали резче и словно оживали в трепетном свете, и выбитые в камне змеи извивались, орлы взмахивали крыльями, а ягуары потягивались и открывали зубастые пасти в беззвучном рыке, а воины преследовали убегающих врагов, потрясая копьями. Пол был покрыт ковром из лепестков ароматных белых цветов, и они так нежно ласкали ступающие по ним ноги. Прохладное прикосновение лепестков было особенно приятно в сравнении с душной жарой, царившей в зале. И сладкий запах цветов смешивался с металлическим, солоноватым, лакомым запахом крови, въевшимся в эти стены, в эти камни…

4

На гладком каменном столе лежал мускулистый смуглый юноша: руки и ноги привязаны ремнями к кольцам, расположенным по углам стола, но на лице его — блаженная улыбка. И Лизелотта поняла: он не напуган, он счастлив. Но для чего тогда распинающие его ремни?