В склепе стоял полумрак, но зрение у Берча было хорошее, и он не взял гроб Асафа Сойера, хотя тот и был похож на гроб Мэттью Феннера. По правде говоря, Берч сооружал этот гроб для Мэттью, но ящик вышел чересчур уж хилый и неуклюжий, и пришлось его забраковать, потому что гробовщик неожиданно расчувствовался: ведь когда он обанкротился пять лет тому назад, старичок оказался воплощением доброты и щедрости. Берч сделал для старины Мэттью другой гроб, постарался, как мог, но, будучи человеком практичным, сохранил неудачное изделие и сбыл его, когда Асаф Сойер умер от злокачественной лихорадки. Сойера недолюбливали, ходило много толков о его нечеловеческой мстительности и цепкой памяти на истинные или мнимые обиды. Так что Берч без колебаний отпустил для него гроб, сбитый кое-как, и вот этот ящик он сейчас отодвинул в сторону, отыскивая последнее вместилище Феннера.

В тот самый миг, когда Берч нашел гроб старины Мэта, порыв ветра захлопнул дверь, и гробовщик оказался в темноте, еще более глубокой, чем прежде. Сквозь узкое окошко над дверью сочился слабенький свет, а через вентиляционную шахту в потолке почти совсем ничего не пробивалось, так что Берч мог только чертыхаться, проталкиваясь между длинными ящиками к двери. В мрачной полутьме он тряс ржавую ручку, толкался в железную обшивку и не мог понять, почему массивная дверь стала вдруг такой неподатливой. Сообразив, наконец, в чем дело, он стал кричать во весь голос, как будто лошадь, стоявшая снаружи, могла помочь ему чем-то, кроме неприязненного ржания. Да, замок, на который Берч давно уже не обращал внимания, сломался, и беспечный гробовщик, жертва собственной непредусмотрительности, оказался запертым в склепе.

Это случилось примерно в половине четвертого. Берч, будучи флегматиком и человеком практичным, не стал кричать долго и двинулся в глубину склепа, чтобы найти инструменты, лежавшие как он помнил, в углу. Весьма сомнительно, что до него дошел весь ужас и вся фатальность ситуации, однако он находился взаперти от людских путей и совершенно один, и это вывело его из себя. Работа, намеченная на день, была прискорбным образом прервана, и, если не случайный посетитель, ему предстояло просидеть взаперти всю ночь или еще дольше. Берч добрался до кучи инструментов, нашел молоток и стамеску и, шагая через гробы, вернулся к двери. Зловоние в склепе мало-помалу становилось невыносимым, но Берч не обращал внимания на такие мелочи, а усердно, чуть ли не на ощупь, трудился над прочным ржавым металлом запора. Он дорого бы дал за фонарь или даже свечной огарок, но и без этого неуклюже и старательно делал свое дело.