Перед Титом Суллой разыгрывалась сцена, доставлявшая ему, по всей видимости, величайшее наслаждение. Эта сцена, впрочем, была обычной для любой римской провинции, ее можно было наблюдать везде в огромной Римской империи. На голой земле лежал грубо сколоченный деревянный крест с привязанным к нему полуобнаженным мускулистым человеком. Солдаты готовили железные гвозди, собираясь прибить ими руки и ноги несчастного к кресту.

Кровавая эта сцена имела зрителей — за тем, что происходило на вынесенной за стены города специальной площадке для казней, наблюдали несколько человек: наместник и его чуткая стража, десяток молодых римских офицеров, а также тот, кого Сулла назвал «гостем» — он стоял неподвижно, подобный бронзовой статуе. По сравнению с изысканной роскошью одеяний римлян его одежда казалась серой и убогой.

У него, как и у окружавших его римлян, были черные волосы, но это единственное, в чем они были похожи. В нем не было той горячей, чуть ли не восточной чувственности, которая характерна для жителей Средиземноморья. Его губы не были столь полными, круглыми и красными, как у них, не было у него и густых вьющихся локонов, как у греков. И кожа его не имела типичного для южан оливкового оттенка, хотя была смуглой. В нем было зато что-то такое, что заставляло вспомнить о мгле и мраке, морозе и ледяном ветре северных стран. Даже глаза его светились, словно из-под глыб льда, холодным темным огнем. Его рост был едва средним, но в нем была какая-то врожденная жизненная сила, сравнимая разве что с витальностью волка или пантеры. Она заметна была в каждой линии его ладного, упругого тела, в густых прямых волосах, манере наклонять голову подобно хищной птице, широких плечах, выпуклой груди, узких бедрах и небольших ступнях.

К его ногам прижимался человек, у которого была такая же кожа — на этом их сходство кончалось. Коренастый, очень низкого роста, почти карлик с могучими жилистыми руками, этот второй сидел на земле, склонив голову с низким покатым лбом, его лицо выражало тупую свирепость, смешанную со страхом. Во внешности человека, распятого на кресте, что-то напоминало «гостя» Тита Суллы, но гораздо больше он похож был на этого силача-карлика.

— Ну что же, Парта Мак Отна, — сказал наместник нарочито небрежно, — теперь ты, вернувшись к себе на родину, сможешь рассказать соплеменникам о римском правосудии.

— Я смогу рассказать, — ответил тот голосом, в котором не было и тени эмоции. На его неподвижном смуглом лице не отражалось ничего от той бури, которая бушевала в его сердце.