— Отец любил тебя, мама. Ему легко было так говорить. Я совсем не любил Анну.

— Тогда зачем ты женился на ней, подарил ребенка и сделал жизнь бедной девочки совершенно несчастной?

Честно признаться, Дэвид до сих пор не знал ответа на этот вопрос. Они с Анной встретились в колледже и каким-то образом поженились. То же самое случилось с дюжинами его друзей. Лет через двадцать они сидели в домах в пригороде, за которые выплачивали ипотеку, уставившись в окно и недоумевая, что случилось со всеми теми смеющимися златокудрыми девушками, на которых они вроде как женились.

Что он знал точно, так это то, что любил Бонни так, как никогда не любил Анну. С Бонни он впервые смог понять, что же видел отец в матери. В его глазах она была почти ангелом: невероятная женственность, удивительная мягкость кожи, сияние волос. Дэвид мог часами смотреть на Бонни, когда она сидела над своей чертежной доской, создавая рисунки для обоев. Если бы за это платили, он ни на секунду не отрывал бы от нее глаз.

— Как она? — спросила Бонни, когда Дэвид сел в машину.

Он был высоким мужчиной и выглядел настоящим англичанином, в коричневом свитере и твидовых брюках цвета ржавчины. От матери он унаследовал глубоко посаженные польские глаза и прямые волосы, но английское происхождение безошибочно угадывалось в вытянутом красивом лице, таком же, как у отца. Передалась Дэвиду и страсть водить самые небольшие из спортивных машин, даже несмотря на свои шесть футов и два дюйма роста.

— Она в порядке, — ответил он, заводя двигатель. — Хотела знать, где ты.

— Полагаю, надеясь при этом, что я оставила тебя навсегда?

Он сделал полукруг и повел машину по длинной аллее, вдоль которой стояли подстриженные липы. Именно из-за них дом престарелых был назван Липовым убежищем.

— Она уже не хочет развести нас, больше не хочет, — возразил Дэвид. — Она видит, как я счастлив.

— Быть может, в этом и заключается проблема. Возможно, она думает, что чем дольше мы с тобой будем вместе, тем меньше остается шансов на твое возвращение к Анне.

— Я не вернусь к Анне даже за всю вегетарианскую еду Линды Маккартни в ее морозилке. — Он проверил часы, «Jaeger-le-Coultre», принадлежавшие отцу. — Кстати, о еде. Нам лучше поторопиться. Помнишь, мы обещали на обратном пути заглянуть на чай к тете Розмари?

— Разве я могла об этом забыть?

— Да ладно тебе, Бонни. Знаю, тетя странная, но она многие годы была членом семьи.

— Мне все равно, пока она не начнет пускать слюни.

— Не будь такой злой.

Они доехали до ворот дома престарелых и повернули на восток, к шоссе на Лондон. Яркое солнце пронизывало лучами листву, так что казалось, будто они ехали через фильм Чарли Чаплина.