Горралл сплюнул:

— Значит, она ходячий мертвец. Вы помните, как она выглядела?

— Отлично помню.

— Она была дочерью парфюмера, некоего Филиппо Ромпьязи. Члена Большого совета, хотя я бы сказал, что из всех его двух с половиной тысяч членов Ромпьязи обладает наименьшим влиянием. Для благородного семейства однажды настали трудные времена, и им пришлось научиться торговать. — Капитан был не слишком высокого мнения о многочисленных аристократах Венеции, которые, по его разумению, не столько управляли республикой, сколько плели интриги, чтобы выдоить из нее побольше денег. — Тем не менее, — проговорил Горралл, скребя бороду, — нехорошо, если дочка патриция будет бродить по городу, когда врач, ведущий дело, констатировал смерть.

— Не помню, чтобы получал за это гонорар, — заметил доктор Штейн.

Горралл снова сплюнул:

— А с чего мне платить тому, кто не в состоянии отличить живого от мертвого? Докажите, что я не прав, и я заплачу вам из собственного кармана. С известным хирургом в качестве свидетеля я смогу наконец довести это дело до конца.

Девушка находилась у одного лекаря-шарлатана, который называл себя доктором Преториусом, хотя Горралл не сомневался, что это не настоящее его имя.

— В прошлом году его изгнали из Падуи за то, что занимался врачебной практикой без патента, а до того он сидел в миланской тюрьме. Я приглядываю за ним с тех пор, как летом он сошел на берег с прусской угольной баржи. Месяц назад он исчез, и я уже подумал, что теперь этот доктор станет головной болью властей другого города. А он, оказывается, просто залег на дно. И вот теперь заявляет, будто девушка исцелилась благодаря какому-то чудесному новому методу лечения.

В Венеции было множество шарлатанов. На площади Сан-Марко высилось пять-шесть помостов для выступлений, в которых знахари прославляли свойства своих особенных инструментов, порошков, эликсиров и снадобий. Венеция терпимо относилась к этим безумцам, потому что миазмы, поднимающиеся из окрестных болот, дурманили разум горожан, которые к тому же были самыми тщеславными людьми на свете, готовыми поверить во все, что обещает чарующую красоту и долгую жизнь.

В отличие от прочих шарлатанов, доктор Преториус выступал перед избранной публикой. Он снял заброшенный винный погреб на окраине Фондако, прусского торгового подворья, в том квартале Венеции, где корабли стоят в узких каналах сплошными рядами, а дома — это исключительно торговые склады. Даже вышагивая рядом с капитаном стражи, доктор Штейн чувствовал себя здесь крайне неуютно, ему казалось, что все глаза прикованы к желтой звезде у него на груди, которую он носил, подчиняясь закону. Всего несколько дней назад синагога подверглась нападению, а мезузу на двери одного почтенного банкира вымазали свиным навозом. Рано или поздно, если похитителей тел не схватят, толпы начнут врываться в дома зажиточных иудеев под предлогом поисков легендарного Голема, желая уничтожить то, что существует только в их воспаленном воображении.