Мне все время холодно.

Я чувствую пустоту, как будто внутри меня нет ничего, кроме разбитого сердца, единственного органа, оставшегося в этой оболочке. Я слышу скулящее эхо внутри себя. И еще что-то стучит. У меня есть сердце, как утверждает наука. Но общество считает меня чудовищем. И я это знаю, конечно, знаю. Я знаю, что я сделала. Я не прошу сочувствия.

Но иногда я думаю — иногда мне становится интересно — если я действительно чудовище, то, наверное, уже почувствовала бы это?

Я была бы злой, порочной и мстительной. Я бы познала слепую ярость, и жажду крови, и необходимость мстить.

Вместо этого я чувствую пустоту внутри себя, некую пропасть, и она так глубока, так темна, что там ничего не видно. Я не вижу, что именно в ней содержится. Я не знаю, кто я и что со мной может произойти.

И я не знаю, что я могу сделать еще.

Глава 38

Глава 38

Где-то невдалеке прозвучал взрыв.

Слышно, как вдребезги разбивается стекло.

Кто-то рывком отдергивает меня назад как раз в тот момент, когда я нажимаю на спусковой крючок, и пуля попадает в окно как раз за головой Андерсона.

Меня поворачивают на сто восемьдесят градусов.

Это Кенджи. Он трясет меня с такой силой, что голова у меня дергается взад-вперед. Он кричит на меня, говорит, что нам надо уходить, что я должна бросить пистолет. Он тяжело дышит и продолжает:

— Джульетта, тебе нужно скорее уйти отсюда, хорошо? Ты меня понимаешь? Тебе надо отступать. С тобой все будет хорошо, все будет в порядке, все отлично, только нужно…

— Нет, Кенджи… — Я пытаюсь остановить его, не дать оттащить себя от этого места. Он просто ничего не понимает. А мне очень нужно, чтобы он понял. — Я должна убить его. Я должна убедиться в том, что он умер, — говорю я. — Мне на это потребуется всего несколько секунд…

— Нет, — снова твердит он, — еще не время, не сейчас. — Он смотрит на меня так, будто еще мгновение — и он сдастся, потому что сейчас видит на моем лице нечто такое, чего ему лучше было бы совсем не видеть. — Мы не можем. Не можем его пока убить. Слишком рано. Хорошо?

Но мне кажется, что ничего хорошего в этом нет, и я вообще не понимаю, что тут происходит. А Кенджи уже протянул ко мне руку и вынимает у меня из пальцев пистолет. Я даже и не думала, что так крепко сжимаю его рукоятку. Я часто моргаю. Я смущена и разочарована. Я смотрю на свои руки. На костюм. И не могу понять, откуда на мне столько крови.

Потом бросаю взгляд на Андерсона.

Он закатил глаза. Кенджи проверяет его пульс. Смотрит на меня и заявляет:

— Кажется, он потерял сознание.