Эш в ужасе наблюдал, как здоровяк нагнулся к полуголой женщине, которой, должно быть, было слегка за пятьдесят, но она все еще обладала безупречным и пухлым, как у щеночка, телом гораздо более молодой женщины. Поставив ее на ноги – босые, – здоровяк повернул ее так, чтобы оказаться у нее за спиной. Одной широкой рукой он обнял ее за плечи и шею, в то время как мосластые пальцы другой руки полезли ей между ног. Интерес появился в глазах и у других, и на мгновение они забыли о своей жертве.

Они потащили бедную сопротивляющуюся женщину снова на пол, а здоровяк наносил полновесные удары тем, кто хотел присоединиться. Шокированный Эш мельком увидел мягкие бедра, извивавшиеся посреди схватки.

Было время, когда Эш, какая бы опасность ни угрожала ему самому, попытался бы помочь женщине, но он знал, что не справится со всеми этими сумасшедшими. Эта новая, более темная и циничная сторона его разума видела, что это может пойти ему на пользу, так как отвлекает тех, кто все еще пытается до него добраться. Он толкал, пихался и тяжело напирал на людей перед ним, не очень заботясь, не будет ли кто при этом поранен.

Затем внезапно он оказался перед открытой дверь, темнота за которой, казалось, приглашала, манила. Еще один наскок маленького человечка в халате, твердо стоявшего у него на пути, и вот он уже внутри. Первым, что оскорбило его, был ужасный, тошнотворный смрад, смесь запахов тела, грязи и приглушенной вони высохших фекалий. Тем не менее, он, задыхаясь, захлопнул за собой дверь, прислонившись к ней спиной и одной рукой ища дверную ручку, которой не было. Конечно, все камеры должны запираться электронным способом, чтобы было невозможно открыть их изнутри. Должно быть, крушение лифта каким-то образом воздействовало на систему автоматического открывания дверей.

Это устраивало Эша, главной заботой которого прямо теперь было держать дверь закрытой. Он представил себе стук и толчки в дверь, которые начнутся, как только психи поймут, что он от них ушел, но пока он слышал только путаный ор. Не слишком ли самонадеянно – рассчитывать, что они забудут о нем вообще?

В камере было почти совсем темно, единственным источником света было слабое мерцание забранной в решетку потолочной лампочки. Помещение было ужасным, одиночка футов двенадцать на двенадцать. Стоит ли удивляться, что пациентам так хотелось выйти. Когда его глаза привыкли к полумраку, он разглядел только детскую койку у правой стены, крошечный стол, стул и… и больше ничего. Не было никакой другой мебели, ни даже коврика на бетонном полу. Ни окон, ни ламп, никакого другого источника света, кроме грязной, маломощной лампы на потолке. Запах подавлял, и он едва не задыхался.