— Уходи, — прошептал он. — Просто уйди, прошу тебя. Оставь меня в покое, Джейкоб.

До них доносились только звуки горевшего дома; только горький плач Фреда; только хриплые стоны Харольда, с трудом дышавшего под темным столбом дыма и пепла. И этот столб стал таким большим, что напоминал теперь длинную руку, протянутую к небу, как будто кто-то из родителей тянулся к своему ребенку… или муж к жене.

Она смотрела в небо. Луна скрывалась за линией обзора, то ли покидая ее, то ли маня за собой. Трудно было сказать, что и как.

Харольд подошел и встал на колени рядом с ней. Он благодарно вздохнул, увидев, что кровь, впитавшаяся в мягкую землю, не казалась такой красной, какой была на самом деле. В дрожащем зареве пожара ее кровь выглядела темным пятном, которое он мог представить чем-нибудь другим — например, разлившейся краской или куском материи.

Она дышала очень медленно и поверхностно.

— Люсиль? — окликнул ее Харольд.

Его рот почти касался губ жены.

— Где Джейкоб? — прошептала она.

— Он здесь, — ответил старик.

Она кивнула головой. Ее глаза закрылись.

— Не делай этого, — взмолился муж. — Не уходи.

Старик потер ладонями свое лицо, покрытое кровью, грязью и сажей. Он понимал, как плохо выглядел.

— Мама? — позвал Джейкоб.

Ее глаза открылись.

— Да, детка? — прошептала Люсиль.

Ее легкие шипели, как пробитые меха.

— Все будет хорошо, — сказал мальчик.

Он склонился и поцеловал мать в щеку, затем лег рядом с ней и прижался щекой к ее плечу, словно она не умирала, а только засыпала на мягкой земле под россыпью звезд.

— Конечно, милый, — с улыбкой ответила она.