Я нахожу Катю.

Я узнаю ее, несмотря на прошедшие годы, карапуза-сына и коляску и тучного солидного мужа, к которому сразу же проникаюсь ненавистью, – ведь на его месте должен быть я. Узнаю ее, невзирая на морщины, располневшую фигуру и чужие взрослые глаза. Окутанный своим крылатым духом, я вращаюсь во времени и понимаю всю ее жизнь насквозь.

Катя, муж, сыновья.

«Куш! Куш!» – щебечут мои друзья и подмигивают, склонив головы. Теперь они не переживают, что я не могу вить гнезда, и не сожалеют, что я не могу парить.

Я отражаюсь в тысяче птичьих глаз. Я прошу друзей оставить меня.

Я прощаюсь и машу им рукой.

Мне будет вас не хватать.

***

Прежде чем дело пойдет, я расскажу о двух вещах.

Я знаю, как готовить птицу с нуля. Надо выследить мужа моей Кати и умертвить. Этот город с бесчисленным множеством колодцев, закутков, переулков словно создан для тихого забоя. Раздеть тучное тело, уложить на картон. Пиджак и брюки повесить на выступ водостока, рубашку сложить на мусорный ящик, туфли – к стене. Это огромный солидный мужчина – он замечательно мне подходит. Режем брюхо и грудь: от волосатого пупка до бычьей шеи. Вынимаем змеиный клубок, пузыри с едой и желчью, розовые поршни, остывающий мотор, коричневый раздутый фильтр… Техника разделки костей нас не интересует.

Второе: я помню правильные слова Кати: «Уверенность в себе, позитивный настрой». У нее очень уверенный мужик. Наверняка успешный, многого добился. Он, хоть и раскинувшись на земле, все равно излучает силу. Я осматриваю края раны, взрезанной осколком стекла. Я долго ищу в теле эти качества, признаки «цельной личности», они укрыты не хуже моих потайных молний. Их трудно нащупывать до тех пор, пока не догадаешься взглянуть на лицо. О, теперь, когда я не во власти жар-птицы, я воспринимаю людей не как участников рынка, а как высокоорганизованных животных. Я различаю детали. Все потайные молнии с потрохами выдает лицо: грубость, самодурство, эгоизм. Я ликую: такие черты скрепляют надежнее стальной обшивки.

Я раздвигаю края раны и усаживаюсь внутри поудобнее.

Широкие кости таза – мое гнездо. Белеющие ребра – мой панцирь. Я мягок и без усилий укладываюсь в освободившиеся полости. Я тяну свою шею – выше, выше! – как пловец, на последнем издыхании поднимающийся с глубины; я ползу в тугом темном своде, невзначай теребя струны связок; я будто вскидываюсь и возвещаю о рассвете всему миру.

Голова мне впору.

Я открываю его глаза. Я открываю свои глаза.

С непривычки долго щупаю грудь и живот, но я нахожу их – в новом костюме это проще простого – все потайные молнии я нахожу не глядя. И застегиваюсь наглухо. Я поднимаюсь с земли, гол и бледен. Меня пробирает лютый озноб: ноет застуженная спина. В ноздри бьет запах сырости и помойки. Я слышу шуршание крыс и эхо автомобильных сигналов. Меня подташнивает, нутро сводят судороги, впрочем недолго.