Полковник Мунаев тронулся в обратный путь, формально договорившись, – но думы у него на деле были тяжкие.

Русским нельзя было доверять – они были не мусульмане. Аллаха не боялись. Потому с ними дела иметь было нельзя. Если знаешь, что человек боится Аллаха, он как зурна. Все что угодно на нем можно сыграть. А если не боится – может все что угодно быть.

Человек без Аллаха в душе – как граната с выдернутой чекой.

Вместе с Мунаевым ехал некий «коммандер аль– Шишани», что значило – командир из Чечни. Он до того, как все началось, работал на турецкую разведку, тренировал бойцов Исламского государства и имел с ними дела. Его отец был боевиком, совершил хиджру в Турцию, когда русисты второй раз в Чечню зашли.

– Что скажешь?

– Взять можно. Удержать сложно будет.

Чеченцы экспериментировали с рабами-смертниками, с живыми ингимаси[47], но эксперименты пришлось свернуть – людей не хватало.

– Если верхушку завалить.

Полковник цокнул языком:

– Не поможет. Хохлы служить не будут, они не такие, как русские. Для них мы чужие и всегда будем такими.

– Тогда зачем с ними дело иметь? На Волгу идти, там правоверные.

Полковник резко обернулся к бывшему ИГИЛовцу:

– Сам-то видел этих правоверных?!

– Там за ваххабизм смертная казнь, сами муслимы и исполняют. Бидаатчики там. Нет правоверных!

– В леса зайти, – не сдавался аль-Шишани, – никогда не найдут.

– Иди. А я посмотрю. Только учти – там адвоката не будет, найдут – кончат как собаку.

Полковник посмотрел на часы.

– Намаз…

Колонна остановилась. На багажник поставили кассету с уцелевшей записью намаза в пакистанской Красной Мечети…