Я видел, что Макс с трудом сдерживает себя.

— Мы, конечно же, можем говорить, — сказал он, — но лучше делать это негромко.

— Он находится под гипнозом? — поинтересовался я.

— Да.

— И ты уже дал ему указания?

— Да. Смотри внимательно.

— И какие же они на этот раз, Макс?

Губы Макса странно искривились.

— Смотри.

Он постучал карандашом.

Я смотрел. Прошло пять, десять секунд, но, казалось, ничего не менялось.

Грудь Фиаринга перестала вздыматься.

Его кожа стала приобретать бледность.

По телу прошли слабые конвульсии. Его веки раскрылись, и я увидел белки закатившихся глаз. Больше никаких движений я не заметил.

— Подойди к нему, — хрипло приказал Макс. — Проверь пульс.

Едва ли не дрожа от возбуждения, я подчинился. Мои пальцы, став вдруг неловкими, ощутили холод кисти Фиаринга. Я не мог найти пульс.

— Возьми это зеркальце, — палец Макса ткнул в полочку рядом со мной. Поднеси к его губам.

Блестящая поверхность зеркального стекла осталась незамутненной. Я отступил назад. Изумление сменилось страхом. Все мои наихудшие подозрения теперь усилились. Я снова почувствовал какое-то скрытое зло в моем друге.

— Я говорил тебе, что покажу нечто имеющее отношение к вопросу «Что такое смерть?», — сипло заговорил Макс. — Сейчас перед тобой талантливая имитация смерти: смерть — в жизни. Я мог бы бросить вызов всем врачам мира, и пусть бы они попробовали доказать, что этот человек жив. — В его голосе послышались триумфальные нотки.

Мой собственный голос дрожал от ужаса: