Ана вдруг поймала себя на том, что улыбается, и это ее смутило. Какое право она имела улыбаться, какое вообще имела право чему-то радоваться? Но она радовалась, и знала почему: несмотря на все усилия ее рассудка исказить то, что произошло, наказать ее, – ее сердце знало, что она сделала. Она спасла ребенка от невыразимых страданий, может быть, даже от вечности, наполненной пытками.

Ана закрыла глаза, готовясь к последнему шагу.

– Сначала прости себя, – сказала Мэри.

– Нет, – ответила Ана, – Я не могу.

– Можешь. По одному ребенку за раз.

– Что?

– Здесь остались еще невинные. Ты им нужна.

– Но их так много.

– Страданиям никогда не будет конца. Делаешь, что можешь. Только то, что можешь. Мир душе приносит знание о том, что ты помогла, кому могла.

Ана бросила взгляд назад, на берег, на пустые тележки. Сколько еще их ждет, чтобы кто-нибудь о них позаботился? И тут Ана подумала о своем ребенке. «Что, если бы он попал сюда, вниз? Плакал бы, звал меня. Ждал бы меня всю оставшуюся вечность? – От этой мысли у нее на глаза навернулись слезы. – Хотелось бы мне тогда, чтобы кто-нибудь отнес его к Лете? Да, конечно». Она сделала шаг назад, потом еще один.

– Может быть, – прошептала она воде. – Может, еще несколько детей, может, десять, может сто, может тысяча… Может быть, тогда я заслужу право оставить все это позади.

И ей подумалось, что – может быть – первый шаг к этой цели она уже сделала. Потому что в первый раз с тех пор, как случился тот пожар, она не чувствовала всепоглощающей ненависти к себе.

И Мэри была здесь, она протягивала ей руки. Ана шагнула к ней, и Мэри заключила ее в объятья. Ана всхлипнула.

– Ты не одна, дитя, – сказала Мэри. – Все мы идем той же дорогой.

Глава 73

Глава 73