Его мать, отставив мизинец, наливает чай.

– Потом, когда моя дочь Леокадия умерла от рака поджелудочной железы, Дариус и это превратил в шутку: поставил скетч «Моя сестра поторопилась».

– Как вы сами пережили смерть мужа и дочери?

– Я нищенствовала с тремя детьми на иждивении. Подруга, находившаяся в таком же положении, предложила мне подрабатывать по вечерам официанткой в баре. Сначала я отказалась, но потом согласилась. Следующее предложение подруги было зарабатывать больше: она привела меня в бар, где надо было раздеваться. Я опять сначала отказывалась, а потом согласилась. Но подруга все не унималась: теперь она пригласила меня работать в доме терпимости.

– Вы отказались?

– Там я больше зарабатывала.

– Учтите, я не прошу все мне выкладывать.

Пожилая дама поправляет свою сдобренную лаком прическу, встряхивает драгоценностями.

– Хотите начистоту? Я не боюсь своего прошлого, мадемуазель. Я принимаю его. Хотите понять, кем был Дариус, – постарайтесь понять, кем была я. Его мать.

– Конечно, простите. Я слушаю.

Она облегченно продолжает:

– Я стала работать в борделе в парижском пригороде. Вот я это и произнесла.

Лукреция Немрод делает вид, что записывает.

– Это оказалось не так сложно, как я представляла. Мужчины – дети. Большинству клиентов хотелось поболтать, хотелось, чтобы их слушала женщина, ни в чем их не упрекающая. Не то что жена!

– Конечно.

Сейчас она начнет описывать во всех подробностях каждого клиента. Спасите! Набираемся терпения, улыбаемся.

– Я переодевала их в девочек, в рыцарей, в хулиганов, в младенцев. Лучше всего мне удавалось их пудрить, посыпать тальком зад, шлепать по попе. Это все равно что психоанализ, только дешевле, больше внимания, а еще их не стесняются трогать. А им страсть как хочется прикосновений. Это и убивает современное общество – нехватка телесного контакта.

Она хватает журналистку за руку и сильно стискивает.

– Естественно! – поддакивает та.