Пугать его? Я огляделся по сторонам. Меня со всех сторон окружал зеленый полумрак. На земле тут и там лежали пятна солнечного света, кое-где проникавшего сквозь густую крону Древа. В снопах света плясала мошкара, испускавшая приятный аромат. Всего одно дерево — а я словно бы стоял посреди леса.

— Его можно напугать? — спросил я вслух.

— Конечно. Оно очень боязливо.

— Я не хотел сделать ничего плохого, не хотел проявить неучтивость, но…

— Если так, то тебе следует считать Древо живым существом и личностью — отнесись к нему так, как ты относишься к Отх-Нетху или Эсчу, а не как просто к дереву. Это не дерево, а Древо, и оно прекрасно!

Что ж, в последнем у меня никаких сомнений не было. Древо действительно было невероятно красиво, и в те мгновения, когда я отшатнулся от его висячих корней, я ощутил волнующую энергию, наполнившую меня чувством… обиды? Но что же со мной было не так? Я легко, без труда соединял свое сознание с разумом машины — часов времен, я свел дружбу с роботом T3RE, я смеялся и плавал в озере с драконами, а на одном из них летал по небу над незнакомой планетой. И вдруг теперь это живое и мыслящее существо испугалось меня и от меня отстранилось.

Я протянул руку и погладил большой лист, неуверенно свернувшийся над мой головой, и мысленно сказал: «Ты очень, очень красивое, и если ты любишь Тианию, полюби и меня, ибо мы с ней — единое целое».

Прозвучал вздох облегчения, перешедший в еле слышное потрескивание ветвей. Древо обхватило нас своими усиками, оторвало от земли и радостно подняло в середину кроны, покачало вверх-вниз, как игрушку «йо-йо», а потом стало передавать из одного усика в другой все выше и выше. Дух захватывало — и не только от всего этого, но и от того, что теперь до меня начали доходить эмпатические излучения Древа, его чувства.

Все, что Древо знало, все, что интересовало его, — была красота! Красота струилась из души этого исполина, охватывая все вокруг, и вскоре уже даже воздух вокруг нас наполнился трепетом сочувственной радости. И посреди всего этого чуда мы с Тианией поднимались все выше и выше и наконец оказались на самых высоких ветвях, и там мы стали слушать песни Древа о любви, радости и красоте.

Вглядываясь сквозь ветки и листья с высоты почти в четверть мили над поверхностью Элизии, я разглядел уходящую к западу широкую серую дорогу. Дорога словно бы вела прямиком к Древу и была проведена ровно, как по линейке — вот только эта линейка должна была бы иметь длину в несколько миль. Когда песни Древа наконец завершились пространным вздохом, я вдруг понял, что собой представляет эта величественная полоса сухой песчаной почвы — это был след, оставленный Древом во время путешествия с запада на восток.