Беглецы спустились в распадок и начали новый подъем. Холм, со склона которого произрастала молния Меганни, был гораздо крупнее всех, что им довелось здесь встречать ранее.

На вершине холма возвышались уже привычные могильные камни, но здесь их было совсем немного — всего около двух десятков, каждый из которых был окружен проржавевшей, заросшей плющом оградой. Даже в сгустившихся сумерках было видно, что это далеко не простые надгробия. Серые глыбы прямоугольной формы украшал затейливый орнамент, помимо этого они были сплошь исписаны письменами и таинственными символами. На каждой из плит сидел каменный геральдический зверь, и по большей части это были невероятные, невиданные в Ронстраде создания. Разглядеть как следует удалось лишь ближайшего. Обвившее старое надгробие щупальцами, существо походило на спрута, все тело которого было покрыто глазами с сомкнутыми веками. Не менее дюжины конечностей так крепко сжимали камень, что он пошел трещинами. Заметив это, Джеймс даже отшатнулся — тварь была вовсе не каменной.

— Все верно, верно, — едва слышно произнес Крысь. — Они все спят — не нужно их будить. Не нужно, потому что бодрствующие они, уж поверьте, намного… кхм… неприятнее. Не нужно тревожить надгробия, мастер Джеймс. Здешние хозяева этого не любят. А мы тут, можно сказать, в гостях. Нам туда. — Хвостатый принялся торопливо царапать молодого рыцаря за плечо и указал на противоположный склон холма, туда, где виднелись корни Меганни. — Вход там.

Путники мрачно переглянулись, развернулись и направились в указанном направлении. Они спешили отойти подальше от кованых оград, внутри которых, как в клетках, сидели эти жуткие, отвратные твари, способные в любой момент открыть глаза — сотни своих глаз.

С каждым шагом прочь страх отступал, а мысли паладинов все больше занимали вещи более насущные, а именно — ожидание того чудесного мгновения, когда можно будет наконец сбросить мешки на землю и присесть рядом. И только Крысь, удобно устроившийся на плече Джеймса, по-прежнему глядел на могильные плиты. Он прекрасно знал, что на двух из них выбито нечто такое, чего пока что не полагалось видеть его доверчивым спутникам. И то, что они ничего так и не заметили, заставило его усы самодовольно встопорщиться.

Крысь достал книжицу, перо и начал что-то лихорадочно записывать.

* * *

Пока они шли, на Терновые Холмы опустилась ночь. В паре сотен шагов, будто искореженная колонна, уже возвышалась молния, приобретшая во тьме угрожающие фиолетовые оттенки. Она выглядела так, будто в любой момент могла завалиться, и идти к ней было весьма неуютно. В ста шагах от ближайшего корня стало видно, что он, точно полупрозрачными кружевами, оплетен чем-то, напоминающим взвихренные и изрезанные на лоскуты ленты — это был застывший ветер.