— Кэтрин! — позвал он, когда костер был зажжен. Я видел, как он стоял снаружи, и за его спиной светила полная луна, такая огромная, какой никогда не увидишь в Англии. — Выходи потанцевать. Сегодня их набралась целая толпа.

— Не сегодня, — ответила она. — Сегодня я хочу поговорить с Эдвардом.

— К черту Эдварда. Пошли, Кэтрин. — Я понял, что он уже успел выпить, а может, он и не прекращал.

Я не слышал, что она ответила, но он прокричал: «Ну и черт с тобой!». И затем хлопнули ворота.

— Он ушел, — сказала она через мгновение, встав у моей двери.

— О чем ты хотела поговорить со мной?

Она подошла ближе. Она чем-то пахла. Не то чтобы неприятно, подумал я, но очень по-кошачьему.

— Ты думаешь, у него был какой-то замысел касательно меня?

— У кого?

— У Моро. Ты видишь, как я создана. Не так, как остальные. Мои руки… Над ними он особенно потрудился.

Ее ладони лежали у меня на плечах. Сквозь рубашку я чувствовал прикосновение когтей.

— Разве я плохо сложена, Эдвард?

Я посмотрел ей в глаза, что и в ночной тьме казались темными. Не знаю, что вдруг овладело мной.

— Ты… ты сложена божественно.

Она лизнула меня туда, где была расстегнута пуговица на моей рубашке. Туда — а потом в шею. Ростом она была почти с меня. Я не мог не вспомнить о разодранном горле Моро.

Он хорошо справился со своей задачей. Стоя на английском холме, наблюдая, как ветер отбрасывает ей за спину вуаль, я вздрогнул, вспомнив о ее смуглых бедрах, пушок на которых был мягче, чем волосы любой из женщин.

Она улыбнулась мне, и, несмотря на свитер и пальто, мне стало холодно.

Мы лежали среди смятых простыней, когда услышали выстрел.

— Возьми свое ружье, — сказала она.

Мы выбежали наружу — я в брюках, она — в рубашке Монтгомери. Пробегая мимо склада, она внезапно исчезла, а затем появилась снова. Через плечо у нее был переброшен патронташ.