В конце января мой муж Роджер объявил о расторжении наших отношений. К юристам мы не торопились, поскольку никто из нас не собирался разводиться, даже невзирая на годичную разлуку. Мы пробовали терапию. Мы пробовали жить вместе, пробовали жить отдельно, но, казалось, ничто не помогало нашему брачному союзу. Я чувствовала себя брошенной ради его первой и единственной любви – галереи «Ганновер».
Роджер был главным куратором и директором галереи, в которой хранилось более трех тысяч французских и американских картин, а также одна из крупнейших коллекций черно-белых фотографий, когда-либо собранных в США. Для Роджера «Ганновер» был не просто зданием; все оказалось гораздо сложнее – муж был поистине одержим своим детищем. Коллекция занимала все его время, и места на шедевры никогда не хватало. Я находила эскизы зданий и планы этажей на салфетках и бумажных лоскутках. Даже в ванной! Мне было трудно привлечь внимание Роджера к чему-то настолько обыденному, как, например, к ремонту сломавшейся посудомоечной машины. За три года он провернул многомиллионную кампанию (восемьдесят пять миллионов долларов, если быть точнее), чтобы построить идеальный «дом» для своей коллекции. Успеху этой кампании немало способствовал найм Сары Дэвидз, которая, по всей видимости, являла собой настоящий феномен в том, что касалось сбора средств. Роджеру удалось увеличить посещаемость музея до 425 000 человек. Неплохо, учитывая, что его