Интересно, куда бы он меня повез? Наверное, на север, где он сможет в любое время выходить на улицу. Или в какой-нибудь тихий калифорнийский городок у моря. Мы бы лежали на пляже, а его тело сверкало бы, как бриллиант. Я бы согласилась даже на мотель… Вместе с ним я готова ждать сколько угодно! Мы бы разговаривали, разговаривали, разговаривали… Ради него я бы забыла сон и еду.

Любимое лицо казалось реальнее городского пейзажа, а голос звучал громче, чем шум мотора. Я так увлеклась, что потеряла счет времени.

– Эй, какой дом?

Грубоватый вопрос водителя разбил пестрый калейдоскоп моих фантазий, оставив лишь апатию и страх.

– Сорок восемь двадцать один, – хрипло ответила я, и водитель глянул на меня в зеркало заднего обзора, наверное, хотел убедиться, что я не рыдаю.

– Тогда приехали! – Таксист спешил от меня избавиться и надеялся оставить сдачу себе.

– Спасибо! – прошептала я. Не бояться! Дома ведь никого нет, маму удерживают в другом месте, она ждет и надеется.

Подбежав к двери, я достала из-под карниза ключ. В прихожей было прохладно и темно. Включив на кухне свет, я кинулась к телефону. У аппарата лежал маленький листочек с десятизначным номером, написанным мелким аккуратным почерком. Пальцы нервно запорхали по кнопкам, но я ошиблась, так что пришлось набирать снова. На этот раз я не спешила и нажимала на кнопки очень осторожно. Всего один гудок, и на другом конце взяли трубку.

– Здравствуй, Белла! – приветствовал приятный тенор. – Ну и скорость! Ты молодец!

– С мамой все в порядке?

– Все отлично, не беспокойся, Белла, ссориться нам незачем. Если ты, конечно, не притащила хвост! – Настроение у Джеймса было отличное.

– Я одна, – тихо сказала я. Как и всю жизнь, до встречи с Эдвардом.

– Помнишь балетную студию, в которую ты когда-то ходила?

– Конечно, это совсем рядом, за углом.

– Тогда до скорой встречи. – Ищейка повесил трубку.

Я бросилась вон из дома под палящее солнце. Почему-то мне казалось, что асфальт похож на влажный песок. Я несколько раз спотыкалась и падала, однако сейчас не время жалеть себя; приходилось подниматься и бежать дальше. Вот я у перекрестка, почти у цели. Дышать стало тяжело, по лицу струился пот. Яркое солнце обжигало кожу и слепило глаза.

На стоянке у балетной студии не было ни одной машины, а окна закрыты, несмотря на жару. Больше бежать я не могла – дыхание сбилось окончательно. Лишь всепоглощающий страх за маму заставлял хоть как-то передвигать ноги.

На двери красовалась записка: балетная студия закрыта на каникулы. Я осторожно повернула ручку и, переведя дух, шмыгнула за дверь.